Однако в общаге всё изменилось. Вместо спокойного анализа
предстоящего боя на полную мощность включился режим паники. Страх
угодливо предлагал миллион вариантов «откоса». Придумай растяжение,
обвари руку кипятком, свали в Ярославль… Подобные рефлексии и
«загоны» приключались с Малыгиным только в самом начале боксёрской
карьеры. И, признаться, сейчас он не понимал природу панических
настроений.
На самом деле всё было просто. Леха, наверное, впервые
по‑настоящему столкнулся с другой жизнью. Предстоящий спарринг, в
прямом понимании, не был спортивным поединком. Боксёрские начинания
Малыгина приходились на самое начало 90‐х годов, когда бокс
действительно уравнивал. Все находились примерно в одинаковом
социальном статусе. «Главспортпромовские» перчатки, кеды вместо
«боксёрок», стандартные майки‑трусы. И суть не в советской
«уравниловке». В конце концов, дефицитные «Гринн Хиллы» или
«Адидасы» всплывали периодически и у ярославских одноклубников. В
боксе действительно все были равны. Мастер спорта пахал с тобой на
тренировке с одинаковым, а то и большим упорством. Потом на
трамвайчике пилил вместе с тобой домой. Не было другой жизни. Не
было звезд, точнее не было тех, кто считал себя звездами. И звание
мастера спорта СССР рассматривалось вершиной пирамиды, венцом
долгого спортивного пути. Были, конечно, редкие исключения,
шагнувшие выше к международному уровню, но Леха таких не знал.
Спортивные достижения начали монетизироваться очень быстро, всего
несколько лет назад. При этом к спорту это имело условное
отношение. Наверное, потому что в те времена спортом заработать
было нереально. Физическая сила и бойцовские навыки стремительно
нашли применение за пределами спортивного зала. А те, у кого для
этого были все предпосылки, как например, у Ермакова – папа,
деньги, связи – становились настоящими селебрити. При этом, не
забывая периодически демонстрировать собственную значимость.
Поэтому выходец из небогатой интеллигентной семьи Алексей
Малыгин и переживал по поводу финального поединка. С
морально‑психологической точки зрения, он не был полноценно готов.
Чисто спортивный мандраж стократно усилился от новых, ещё
неосознанных эмоций. Ленин называл это классовым антагонизмом. Но
историю КПСС Малыгин пока в таком объеме не знал, поэтому на
«гонках» проворочался в кровати почти до самого утра.