– Вот теперь я даже не сомневаюсь, что это – судьба, – говорит, пока я так и остаюсь в дверном проёме, полностью обескураженная его словами.
– Судьба? – с непониманием переспрашиваю тихо.
А парень улыбается только шире, при том даже ни разу не морщится.
Он уверенно и так лихо кивает, словно у него сейчас ничего не болит.
– Определённо, – подтверждает тот. – Две встречи за один час. Только на этот раз, я уверен, нам никто не помешает.
У меня выходит несколько озадаченная и сконфуженная улыбка. Как-то странно, что парень считает подобное судьбой, когда я была готова голову отдать на отсечение, что теперь он занесёт меня в список самых опасных вещей в мире.
– Ну, эту встречу точно нормальной не назовёшь, – совсем не разделяя его оптимизма, бормочу, всё-таки двигаясь с места и заходя внутрь.
Парень неотрывно следит за каждым моим шагом, что немного заставляет нервничать. Мне уже становится как-то неважно, что будет с моей бровью. В конце концов, я могу поехать в частную клинику, с которой у отчима заключён договор, чтобы не сидеть и не сгорать от стыда из-за того, что парень стал невольным участником нашей семейной драмы.
Но… есть одно «но» – я не хочу придумывать ещё и для Эдуарда легенду, когда ему обязательно позвонят и сообщат, что со мной произошло.
Поэтому выбираю набраться мужества и вести себя по-взрослому, взяв ответственность за случившееся. Но сесть рядом с ним всё равно не могу, хотя он занимает определённо более удобное место на большом диване, я выбираю жестковатый на вид стул в углу приёмной. Кладу на колени сумку и начинаю бесцельно смотреть в пол, молясь, чтобы его вызвали как можно скорее.
Потому что чувствую это – его взгляд. Прямой и тяжёлый, хотя, когда изредка бросаю ответный, его глаза нельзя назвать враждебными. Он наблюдает за мной с любопытством и едва заметным весельем. Что ещё более странно: ничего веселого здесь точно нет.
– Парень? – внезапно спрашивает он, когда в очередной раз увожу взор.
Мне тут же приходится вернуть его к глазам парня. Тёмные, почти сливающиеся со зрачком, что очень сильно контрастирует с его светлыми бровями и волосами цвета засохшей пшеницы.
Я так долго рассматриваю его, что немного забываюсь, поэтому встряхиваю головой, чтобы вернуться к его вопросу, хотя он мне и не совсем понятен.