Двойной виски со снегом. Нью-Йорк - страница 29

Шрифт
Интервал


В шею прорычал ей, горячо и порочно:

— Остаться? Твоим?

— Да, моим, – сейчас между ними не было места для лжи. Только правда. Не было места для фальши – одно откровение.

Рука на спине оглаживает ее, словно кошку. Прогибает. Наполнил до самого края, до рамок возможных приличий, как игристым вином бокал. Ощутив на своих ягодицах горячий порыв его живота – зажала. Не пустит. Он понял, рыкнув ей в спину, подняв к себе, ладонью за шею, прижимая спиной. Затылок на его плече, выгнула гибкую спину. Мужские пальцы на трепещущей шее. Толчок, еще, еще, безумие! Танец в ритме шторма, их вечное танго. Удары, которые она принимала, как голодный зверь.

Из самых дальних уголков Марины поднимался торнадо. Втягивая в воронку вихря все лишние мысли и все размышления. Разметая ненужные фразы. Каждая клеточка тела пела, мощным многоголосьем сметая Марину-вчерашнюю. Неуклюжую, обычную, сомневающуюся в себе, и в нем, и во всем мире. Открывая Марину-возлюбленную. Аврору – Звезду. Марину-великолепную.

Безвременье, безумие! Оно захватило обоих, закружило, потянуло туда, вверх, вверх… Арат прижимал ее к себе как величайшее сокровище. Самое главное в своей жизни, самое нужное. Шептал на ухо что-то нежное на смеси всех ему известных языков.

— Миний хонгор, миний хайр.

Полыхнули зарницы, погасли. На Марину обрушился вихрь маленьких поцелуев, восторженных, милых, как бабочки.

Арат развернул ее к себе лицом, обхватил его ладонями и не мог оторваться. Сколько они стояли просто так – в объятиях друг друга? Вечность? Но пора было возвращаться в бренный мир.

Она одной рукой нащупала выключатель, зажгла тусклый свет в их убежище. Высокие стеллажи с постельным бельем, полки с бытовой химией и… совершенно голый Арат в поисках своей раскиданной одежды.

Большинство современных людей обнаженными выглядят комично. Несуразно и как-то обиженно. Соболь без одежды смотрелся куда как органично. Словно костюм или джинсы его просто крали. Только лицо было прежним. Безупречно сложен, без единого лишнего грамма, будто вылит из бронзы. Еще видна в нем мальчишеская юность, еще не развились в этом теле черты матерого зверя. Тугие мышцы перекатывались под тонкой кожей. Пучки крупных вен выдавали силу рук и ног. Небольшие ладони никак нельзя было спутать с женскими. Двигался он плавно и словно хищник – опасно.