Он протянул руку, бледную, с толстыми мясистыми пальцами, не поднимая глаз от своего журнала. Я отказалась пожать ее.
– Вы ко мне обращаетесь? – спросила я.
– Да. К вам.
– Я вас не знаю.
– Я работаю на «Прометея».
– Боюсь, мне это ничего не говорит.
– До Стамбула лету примерно час сорок минут. Журналы наскучивают самое большее минут через десять.
Я прекращаю делать вид, что читаю, и откидываюсь на спинку кресла.
Считаю от десяти до нуля.
– Гоген, так ведь?
– Именно так.
– Представитель французского постимпрессионизма, скончался в тысяча девятьсот третьем году за несколько дней до того, как должен был отправиться отбывать наказание за диффамацию касательно губернатора Маркизских островов. Вы видели его картину «Таитянские женщины на побережье»? У моря сидят две женщины, на песке узоры, словно они задумчиво что-то рисовали, трубка, немного табака, но нетронутого. В волосах у них вплетены цветы.
– Вы знаете о нем больше, чем я.
– Тогда зачем называться Гогеном?
Он пожал плечами:
– Это просто имя. Я могу назваться кем-нибудь еще, если вам угодно.
– Гоген вполне меня устраивает.
– А вы?..
– Можете называть меня Уай[4].
Резкий толчок, нарастающий вой двигателей, колеса отрываются от земли, головы прижаты к подголовникам. Я смотрю в иллюминатор и вижу, как пустыня ухает вниз, уступая место морю, на берегу которого стоит город размером чуть больше обслуживающего его аэропорта, пять улиц роскоши, одинокий островок жизни посреди пустыни. Гоген выждал, пока рев двигателей чуть поутихнет, самолет выровняется, прежде чем аккуратнейшим образом свернуть журнал и положить его в мешочек напротив него.
– Есть несколько вопросов, которые нам нужно вам задать.
– Каких вопросов?
– Об ограблении. Как вас допустили в Клуб ста шести в Дубае, как вы проникли на торжество. Как ускользнули. Почему нацелились на «Прометея».
– Я нацеливалась на бриллианты.
Он улыбнулся куда-то в пространство и произнес:
– Мое руководство так не считает. Только идиот крадет на вечеринке таким способом, как вы. Любой здравомыслящий человек нацелился бы на сейф или действовал бы, когда украшения были в пути.
– У меня лучше получается воровать, чем вскрывать сейфы, – отвечаю я с большой долей правды.
Над нами наклонилась стюардесса, прервав Гогена, прежде чем тот смог рот раскрыть, приняла у нас стаканчики и пообещала, что скоро всех станут обносить легкими закусками. Гоген учтиво поблагодарил ее, у меня на это не хватило духу.