Неграмотной я не была. Читать и писать умела. И что-то знала,
если в детдоме в школу как раз-то пошла и со всеми… четвертый
класс, кажется?
Или третий?
Главное, что тогда мне было неуютно. Хотя… это детдом, мне там в
принципе было не слишком уютно, да и мамину смерть я переживала.
Первый год вообще как в тумане.
Не понимаю.
Газеты какие-то. Да, мама выписывала. И снова книги. Пушкин.
Толстой почти полное собрание. Потрепанные обложки, и значит,
читали их… точно, читали. Помню, как мама сидела у окна с книгой. И
я еще крутилась, что-то спрашивала, а она вздыхала и отвечала.
Ни на одной нет библиотечного штампа.
Я потрясла головой и вернула книгу на место.
Документы…
Нет ничего. А я ведь знала, где папка лежит. Мама уже потом, как
заболела, не раз и не два показывала мне её. И все повторяла, что
там документы. Но в больницу она поехала сама и уже с этой папкой.
Значит, забрала с собой?
Вот все-таки что я хочу найти?
Свое прошлое?
Себя, настоящую?
Я закрыла глаза и потянулась. Дом… тут моя память. Родовая?
Матушка не рассказывала ничего… а и вправду. У меня ведь должны
были быть родственники. Или она тоже сирота и о своих родителях
ничего не знала? А родители отца? Две сироты? В деревенском доме…
нет. Откуда же этот дом взялся…
Помню.
Вдох.
Солнце помню, что пробивается сквозь трещину в стекле. И бумагу
эту. И еще ту, что клеили по осени, пытаясь хоть как-то утеплиться.
Я и мама.
Всегда вдвоем.
И когда она уходила, мне… мне становилось одиноко. Это тоже
помню. Пол. Пылинки, что танцуют в свете. И тени под кроватью.
Вообще-то там стояла коробка, куда мама складывала куриные яйца. И
еще простынь лежала, старая, на которой сушилась мать-и-мачеха.
Другие травы.
От трав вкусно пахло…
Кошка на подоконнике, трехцветная и с глазами странными. Один
голубой, второй желтый. Сидит, щурится, смотрит на меня. А когда я
начинаю хныкать, не от страха, почему-то одиночество нисколько не
пугало, она лениво спрыгивает и идет. Кошачий хвост вьется лентой,
и касается ладоней. И я начинаю ловить его, но ухватить не
получается.
Обидно.
И смешно еще.
И я смеюсь, громко…
Сколько мне? Разве дети помнят себя в таком возрасте?
А вот уже старше, да… я разглядываю картинки. И еще мама
принесла карандаши. Они далеко не все новые, некоторые вообще
сточены наполовину, но зато рисуют. И листики. Не альбом, но старые
обои, которые мама нарезала квадратами. Я ложусь на пол и тоже
пытаюсь рисовать.