Кошку.
Та привычно лежит на подоконнике, снисходительно наблюдая за
моими попытками.
Кошка…
В деревне кошки – это же нормально. Они в любом доме были, а то
и не по одной. Они выходили гулять и возвращались, когда им
вздумается. Они ловили мышей, а порой и крыс. Они… куда подевалась
наша после маминой смерти?
Или… еще раньше?
Почему память такая странная? Нет бы сразу и все выдала,
желательно в хронологическом порядке, а она тут подсовывает
картинки-ребусы. Разгадывай, как хочешь.
Мама плачет.
У нее на платье грязь. А платье новое, я помню, как мы его
вместе выбирали. В город ездили. А это событие. И в магазин зашли,
он еще мне огромным показался. А там платья. Мне тоже купили, и еще
курточку удивительной красоты. А маме вот это, бледно-голубое с
вышивкой по подолу. А теперь на нем расплывались уродливые
пятна.
И я не знаю.
Мне страшно. Я спешу обнять её, успокаиваю, шепчу, что отстираю,
обязательно…
Откуда пятна?
Нет, она могла бы вымазаться случайно, наверное, но… точно.
Пятна были на спине, и такие… округлые? Будто… будто кто-то бросил
в нее чем-то… грязным.
А она гладит меня по волосам.
И кошка, та самая, трехцветная с глазами, который один желтый,
один голубой, втискивается на руки. Она мурлычет, громко, как
трактор. И боль отступает.
Наша боль.
Я выдыхаю.
И руки убираю. В этом доме нет ничего. Ни тайников, ни погреба.
Точнее погреб как раз имеется, я в него загляну, просто, для
порядка, раз уж вернулась.
Но… чувствую, ответы надо искать не там.
Глава 3
В погребе, как я и предполагала, было пусто. Ну, как… банки
стояли, трехлитровые и поллитровые, некоторые даже закатанные, но
здесь, внизу, заговоры то ли работали хуже, то ли их вовсе не было,
главное, что банки эти напрочь заросли жирной темной пылью. А
потому разглядеть, что же в них хранилось, было сложно.
Тем более при свете фонарика.
Сам погреб представлял собой глубокую ямину, чуть расширяющуюся
внизу. С одной стороны полки с этими вот банками, с другой –
отделенное досками пространство с остатками мумифицировавшейся
картошки.
И запах соответствующий.
Лют, сунувшийся было следом, поморщился, но ворчать и
возмущаться не стал, только выбраться помог. И еще платка подал,
хотя толку-то… изгваздалась я знатно.
Что дальше?
- Надо… - я поморщилась, потому что даже думать о таком было
неприятно. – Надо с соседями поговорить. Может… может, они что-то
да знают.