В командном центре уже был Перес, как
всегда одетый с иголочки в элитный шелковый костюм, и это несмотря
на температуру под тридцать в тени – лето в этом году было
непривычно жарким. В портовой зоне даже Границу перенесли на
полмили вглубь зоны, позволяя ледникам таять, снижая температуру в
городе. Перес стоял в полумраке салона, опираясь спиной на
небольшой рабочий стол, и задумчиво рассматривал тактический экран,
на который как раз была выведена портовая зона – та самая, которую
Ник освободила от льдов по прошлой осени. Тогда еще цунами
сформировалось.
Как только ворвавшийся последним
Жердь сел в свое кресло и пристегнулся шеститочечными ремнями
безопасности, машина под непрекращающийся визг сирены рванула по
вечерним перегруженным улицам Либорайо. Привитая за годы войны
дисциплина еще не была забыта – машины послушно уступали дорогу
транспорту стражей, водители знали – без причины те по улицам не
гоняют.
Перес, продолжая игнорировать кресло,
хоть машину и сильно заносило на крутых поворотах, развернулся к
стражам:
– Недобрый вечер, господа стражи. –
Руками он все же оперся на стол-консоль перед собой – идеальное
равновесие у него осталось от вампирского прошлого, но мизерный
шанс завалиться из-за внезапного резкого поворота все-таки был, и
вечно безупречный Перес не хотел рисковать. – В портовой зоне
обнаружена душеедка со своей марионеткой.
Марионеткой называли полностью
послушную нежити жертву душеедок – ту или, чаще, того, к кому
присосалась нежить и выпивала жизненные соки. Ученые до сих пор
спорили о том, чем на самом деле питаются эти твари: банально
кровью или все же мифической душой? Ник верила, что душеедки
питаются жизненной силой, чем бы это ни было. Лин же помнил её тягу
в постели чуть покусывать над ключицей, где проходят мощные
кровеносные сосуды и главный лимфатический проток. Правда, Ник
всегда уточняла, можно ли укусить? По первости, особенно в
Хогуэрас, Лин недоумевал: он считал, что ключицу целуют, а не
кусают. Он же не знал, что это генетическая память в Ник говорит –
он понял это совсем недавно. И в любом случае Ник не виновата в
своем происхождении – она всегда жила в сердце Лина не потому, что
нашла там трещину, а потому что восхищала Лина своей
непосредственностью и силой, своей беззащитностью и стойкостью. Он
любил её, и её происхождение совсем тут ни при чем.