— Ваше сиятельство, — в комнату вошёл Тихон, неся в корзинке
жалобно мяукающего котёнка. — Я уже не знаю, что делать. Кроха
кушать хочет.
— Так накормить надо, — по-моему, ответил я вполне логично, вот
только Тихон вздохнул и сунул корзинку мне в руки.
— Дык, не знаю, чем, — денщик развёл руками. — Уже всё
перепробовал, не есть ничего.
— И чем же всем пробовал? — я приподнялся на локтях, посмотрев
на денщика.
— Хлеб размачивал, мясца предлагал... — начал перечислять Тихон.
— Вы уж меня, ваше сиятельство, извиняйте, но я же из вояк
потомственных, не знаю, что там котята мелкие едят.
— Ты бы ещё крови нацедил с той хреновины, которую я застрелил,
— судя по метнувшемуся взгляду, цедил и пробовал кормить. —
Охренеть, — резюмировал я, откинувшись на подушку. — А молоко не
пробовал найти?
— Нету, — Тихон снова развел руками. — Я же не совсем без
понятия, ваша светлость. Это первое, что искать кинулся.
— У меня кобыла жеребенка кормит, может, можно попробовать
как-то у неё добыть? — внезапно спросила баронесса, которая
внимательно следила за нашим разговором.
— А жеребенок где? — я повернул голову в её сторону. Очень
осторожно, чтобы не спровоцировать тошноту. — Его, случайно, не
порвали, когда вы от тварей драпали?
— Нет, ну что вы, мы не думали, что задержимся, и оставили его
на конюшне. У барона Свинцова целая конюшня. А жеребенок уже
взрослый, ему материнское молоко не нужно, чтобы выжить. — Ответила
Маша, а я долго и пристально смотрел на неё. Она глаз не отвела, за
что уважаю, но вот всё остальное... М-да. Я хоть и без памяти, но
такое помню, как разделку туши, например, или стрельбу.
— То есть, вы хотите сказать, что до сих пор не избавили
несчастное животное от страданий?
— Что вы хотите этим сказать, граф? — Маша поджала губы. — Вы
считаете, что я способна убить кобылу, только потому, что рядом с
ней нет жеребенка?
На этот раз я смотрел на неё ещё дольше, прежде, чем задать
вопрос.
— Где вы проходите обучение, баронесса?
— Мои документы приняли на первый курс Иркутского военного
училища, — в голосе девушки прозвучала такая гордость, что я
невольно восхитился.
— Понятно, — я отвёл взгляд от хорошенького личика и принялся
подниматься с постели, стараясь не делать лишних движений. — Вы
даже не представляете, как я за вас рад, просто счастлив. Вот
только я не имел в виду, что лошадь нужно пристрелить. Её нужно
подоить, потому что ей больно, но, вы всё равно не поймёте, так что
даже не пытайтесь вникать.