- А вот они не боятся. Не боятся, когда вы, обоссав портки,
бежите отступать и зализывать раны. Стоят до последнего.
Единственное, что отделяет ваших родных от жизни в царенатском
плену. Вы правда хотите с ними ссориться?
- А… мы… чё мы…
Бейка слушать не стала, махнула рукой, посмотрела на шофёра.
- Фёдор, забирай своих мутантов, и проезжайте, если уж вам так
не терпится. Но еще раз на моем КПП хоть что-то случится, а я увижу
твою потную рожу – перед Берсеркиным будешь отвечать сам. Он тебя
вместе с теми, что в кузове, к одной стенке поставит.
Толстяк поник, Бейка же бросила на меня взгляд, будто вопрошая:
«Ну как? Понял, как надо?»
На Айку даже не посмотрела, будто бы ее здесь не было.
– Мы свидимся еще с тобой, урод, – пообещал мне задира.
Водитель, не боясь ответки, пихнул его в грузовик.
Я пожал плечами. Ну, раз уж ему в третий раз от меня получить
захочется, то милости просим. Буду не против.
– Потапов! – Не дождавшись, когда большегрузы уберутся с
территории поста, меня окликнула Бейка. – Ко мне, сейчас же!
Из кузова злорадно блеснули чьи-то глаза…
***
Я не спешил. Медленно поднялся по ступенькам на второй этаж,
бросил взгляд на дубовую дверь. Если так продолжится, то надо будет
поменять распорядок, а лучше вовсе не выпускать меня из ее
кабинета.
Ибо воистину!
Постучать, что ли, для приличия? Не будем ломать традиции, вошел
как обычно.
– Ничему-то, Потапов, ты не учишься. – Командующая развалилась в
кресле. Только что открытая бутыль газировки шипела, словно бывшая
жена.
Она хотела разговора, а мне было что ей сказать.
– Что ни день, то шум, драки. Танки.
– Танк точно не я.
– Уверен? – Она насмешливо улыбнулась, вновь откинулась на
спинку сидения.
В ее руках появился миниатюрный плюшевый медведь. Стальные
пальцы легко и просто сминали его, словно экспандер.
– Что это такое было? – Я кивнул в сторону окна. – Они просто
вот так уедут и все? Никакого наказания?
– Разве ты их уже не наказал?
Мне было мало, я жаждал крови вперемешку со справедливостью.
– Думаете, ваша речь произвела на них впечатление? Пристыдили, и
они теперь помрут от угрызений совести?
– Я не строю глупых иллюзий, мальчик. Ни о равенстве, ни о
справедливости, ни уж тем более о том, что им хоть чуточку, но
станет стыдно. Ты прав, стыдно всего пять минут, а потом нормально,
а вот боль помнят хорошо и долго. Иногда она даже помогает
избавиться от навязчивых, нехороших мыслей.