— Сюда еще великолепно подойдут эти браслеты, колье и
серьги, — прочирикала вторая продавец, демонстрируя выше названные
предметы. Бижутерия, визуально массивная, естественно опять же с
обилием псевдо-золотого блеска и сверкания стразов.
— Валяйте, закидывайте все в пакеты! — небрежно
распорядился объект, доставая бумажник.
А мне похрен. Похрен, ясно! Я вообще все это барахло
себе оставлять не собираюсь. Оставлю Лебедеву, пусть любуется и
вспоминает. И не жалко же ему денег на все это блескучее безвкусное
дерьмо. На детей жалко, а на хрень — нет. Мужик обыкновенный, как
он есть. Себе на поиграться — хоть сколько, на реально необходимое
— руки небось трясутся.
Та-а-ак! Ерохина, стоп! Чужие деньги и есть чужие. Кто
заработал,тот и распоряжается как вздумается. Вот как станут мои,
тогда и буду умничать. Все, работаем.
Макар обернулся ко мне, наблюдая, как я снимаю ботинки,
чтобы примерить заказанные им босоножки на высоченных каблуках с
ремешками. И от его взгляда мне вот сильно не по себе стало. Я даже
его выдержать не смогла, торопливо разорвала визуальный контакт,
благо повод был. Теперь от мужчины не исходило то самое интенсивное
и будоражащее жаркое внимание. В его глазах плескалась обнаженная
жесткая похоть, которая будто липла к моей коже, пачкала ее, отчего
то и дело вдоль позвоночника прокатывались ледяные покалывания,
заставляя опять окаменеть мышцы спины в напряжении.
К моменту выхода из магазина я с собой снова справилась
и вернулась в рабочий режим. Пока Лебедев замешкался на кассе,
быстро вышла из магазина и махнула водителю сдать чуть назад, чтобы
встать опять перед самым входом, а Артуру кивнула живо открыть
заднюю дверь. Вернулась в стеклянный тамбур, перехватывая объект, и
снова прилипла к нему, изображая дико благодарную за покупки
подружку, готовую эту самую благодарность едва ли не тут же
продемонстрировать, и тем самым перекрывая мужчину насколько
возможно. Но как только Артур собрался сесть в салон, Лебедев
остановил его жестом.
— Погуляйте пару минут, — велел он охраннику и водителю,
и те послушно закрыли двери снаружи.
— Лиза, а насколько ты любишь деньги? — повернулся Макар
ко мне, и не думая все еще убирать руку с моей талии. Наоборот,
прижал сильнее, отчего мне стало вдруг душно и зябко, не взирая на
наш близкий контакт.