Я вздохнула. По опыту прошлого я знала, что если опоздаю на аэросъемку, то переволнуюсь. Если переволнуюсь, у меня будут дрожать руки. Если будут дрожать руки, снимки окажутся бесполезны. Хуже, я буду рассеянна и упущу все хорошие кадры. В самолете приходится шевелиться и быстро соображать. Ты превращаешься в камеру, отключаешься от всего, кроме образов, пролетающих перед объективом. Ты забываешь о своем теле из плоти и крови и настраиваешься на нюансы: форма, пространство, цвет и – что всего важнее – свет. Все зависит от точного определения момента, когда спустить затвор камеры.
– Брон, нам надо идти.
– Ты же сама сказала, что это ненадолго. Я прекрасно посижу здесь. Я могу почитать, подготовиться к школе, которая начинается на следующей неделе.
– Ты знаешь, что я не люблю оставлять тебя одну. Это меня нервирует.
– Мам, мне одиннадцать лет. Со мной все будет в порядке.
Я колебалась. Искушение было велико. Так легче. А что лучше всего – давало возможность избежать ссоры. Я прикинула: поездка туда и обратно, полет плюс возня с заполнением бланков – я, вероятно, обернусь меньше чем за два часа.
– Мам, ты как-то сказала, что ребенком кучу времени проводила одна.
– Тогда жизнь была другая.
Она состроила гримасу.
– Так прямиком до Средних веков?
– Бронвен, у меня нет времени стоять тут и спорить с тобой.
– Тогда поезжай.
Она делала это намеренно. Наказывала меня. Сводила счеты за все случаи пренебрежения и проступки, которые я как мать совершила за одиннадцать лет нашего союза. Побежденная, я вздохнула.
– Хорошо! При одном условии: ты должна оставаться внутри дома.
– Но, мам!..
– Тогда бери свои вещи – и в машину.
– Ладно, ладно. Я буду в доме.
– Не отпирай дверь.
Она заворчала себе под нос:
– Да ради бога.
– Бронвен?
– Мам, если грабитель надумает к нам вломиться, ему достаточно будет забраться через разбитое окно в ванной. Кусок картона, который ты туда вставила, никого не обманет.
Я угрожающе зазвенела ключами от машины.
Дочь вздохнула.
– Хорошо, я запру эту дурацкую дверь.
– Уж будь любезна. – Я медлила, все еще не решаясь оставить ее. – Это всего на два часа, может, меньше. И сиди в доме!
Не обращая на меня внимания, Бронвен плюхнулась в ближайшее кресло, схватила пульт и включила телевизор. Демонстративно сложив руки на худенькой груди, она сердито уставилась на экран. Когда я от входной двери попрощалась с ней, единственным ответом стало увеличение громкости.