– К-куда? – просипел Сёма.
– Опускай! У доски… Ставь. Армен!
– Несу!
Я шлепнул ладонью в Пашкину пятерню.
– Пошли, там немного осталось…
– Да всё уже! – обрадовал нас юркий Ара. – А сумки я в гардероб
занес.
– Выношу благодарность от командования!
– Служу Советскому Союзу! – отчеканил Акопян уставную фразу.
Почти всерьез.
* * *
На площадке между вторым и первым этажами меня поджидала Тома,
пританцовывая от нетерпения.
– Андрей! – взвилась звонкая радость. – А что ты мне
подаришь?
Милое лицо выражало жадное предчувствие восторга, настолько
малышовое, что впору растрогаться.
– Увидишь, – начал я загадочно и, заметив темень огорчения в
глазах напротив, поспешно договорил: – В зеркале! Когда
примеришь.
Поначалу я задумал в подарок комбинезон-безрукавку с открытой
спиной, да побоялся – слишком смело. Ни Афанасьева-младшая не
поймет, ни мама Люба. И ограничился обычными джинсами – пошил с
высокой талией, зауженные на бедрах, а книзу распускавшиеся клешем.
По мне, так стиль – не очень, но куда тут денешься, если самая
трепетная девичья мечта – покориться модному диктату? А тут –
последний хрип от Кельвина Кляйна…
– И-и-и! – радостно пища, Тома с размаху приникла к моим губам,
но тут же пугливо отпрянула.
«Вот, как нарочно, – кисло подумал я. – Подумаешь, Кузю
углядела!»
Наташа спускалась по лестнице с манерным величием царицы в
изгнании.
– Ой, да ладно… – молвила она благосклонно, снисходя к детским
шалостям, но не удержалась-таки, промурлыкала: – Лобзанья юной девы
нам сладко греют кровь? М-м… Забыла, как дальше…
– Кузенкова! – мой командирский голос был прохладен и строг. – А
про то, что нам на парад, помнишь?
– Так точно! – отчеканила укротительница «воронов», мгновенно
вживаясь в новую роль. – Разрешите идти?
– Дуй отсюда… - проворчал я в манере батяни-комбата.
– Есть! – Кузя четко продефилировала к выходу. Правда,
обтянувшая негодницу «эксперименталка», ушитая в выигрышных местах,
ничуть не мешала ей вертеть «нижними девяноста», выдающимися в
обоих смыслах.
– Мы идем? – я перевел рассеянный взгляд на Тому.
– Ой, я даже не знаю… – замялась подруга. – Меня там мама ждет,
и…
Сема Резник, спускаясь по ступеням, улыбнулся ее смущению, и
вымолвил с мягким напором:
– Пошли, Том. Надо сходить!
Тот же день, позже
Ленинград, Измайловский проспект
Дверь я открыл своим ключом – и шагнул в домашнюю тишину.
Теплую, надежную тишину убежища. Сунув в угол походную сумку,
расслышал скрип стула на кухне. Ага… Не бодрое мамино шлепанье, а
грузное шарканье…