Отец в пижамных штанах и не застегнутой рубашке выдвинулся в
прихожку.
– Привет, товарищ поисковик! – ухмыльнулся он, опершись плечом о
косяк.
– Привет, товарищ полковник, – отпасовал я. – Мама дома?
– Не, с утра на параде. А я не пошел, больным сказался. Да нет,
правда, как-то… м-м… потягивает... Пельмени будешь? Вчера
налепил.
– Сам?! – искренне поразился я.
– А то! – горделиво хмыкнул папа.
Он валко зашагал на кухню, а я пристроился следом, как мелкий
пароход за ледоколом. Отец прямил спину – видать, побаливал
бочок.
– Хреновато? – спросил я вполголоса.
– Терпимо, – повел папа бородой.
Сопя, он деловито залез в холодильник, и, с громким шорохом
обсыпая иней, вытащил припорошенную мукой разделочную доску – к ней
примерзли ровно шесть здоровенных пельменей.
– Па-ап… – весело хихикнул я. – А это точно не чебуреки?
– Обижаешь! – чиркнув спичкой, отец вызвал из конфорки дрожащий
голубой венчик, и придавил его эмалированной кастрюлей. – Вода
горячая еще, из чайника… Тебе сколько?
Я с сомнением оглядел объемистые пельменные тушки.
– Да тут и одной наешься… Ладно, две!
Отчетливо прифыркнув, папа отлепил от доски парочку своих
изделий, и переложил в тарелку.
– Как съездили хоть? – поинтересовался он, засовывая
полуфабрикаты обратно в морозилку. – Без потерь?
– Да нормально… – дома не хотелось говорить о «раскопках по
войне», и я перескочил на иную тему. – Па-ап? Помнишь, мы как-то о
женщинах говорили? Ну, что они как инопланетяне?
Усилие мысли задело отцовскую щеку, и словно перетекло на лоб,
собирая задумчивые морщины.
– А-а… Ну, да. Эк ты вспомнил… Я курну?
– Курни, – подивился я просьбе.
Протиснувшись к окну, папа отворил форточку. Трубка уже ждала
его, выглядывая чубуком из тяжеленной хрустальной пепельницы.
Раскурив набитую смесь, попыхав сизым дымом, отец проворчал,
благодушествуя:
– Задавай!
– Вот, смотри… – сосредоточился я, формулируя. – Мы постоянно
смотрим на девушек, на женщин… М-м… Ну, разглядываем, любуемся…
«Пялимся», по их выражению. А они почему не пялятся на нас? Разве
тут односторонний интерес?
– Хех! – папа повел трубкой. – Ну, ты как спросишь! Хотя… Мы же,
помнится, говорили об особенностях женского разумения? Да? А глаза
– это все тот же мозг. И зрение… О, сына, тут между полами тоже
большая разница! – отец с удовольствием затянулся, и яркий луч пал
на его лицо, выбивая рыжину из бороды. И было непонятно, отчего
щурятся папины глаза – от солнечного света или от табачного дыма. –
Существуют два вида зрения – центральное и периферическое. Ну, это
вы проходили… – он чуть сбился с лекторского тона. – Первое –
главное, а боковое отвечает за пространственную ориентацию и
расширение кругозора. У мужчин в генах зашита охота… ну, или война,
что сходно, и эволюция закрепила за нами именно центральное зрение,
дабы легче фокусироваться на одной цели. У нас даже развилось так
называемое туннельное видение – это, когда в поле зрения находится
какой-то один предмет, а всё остальное размыто. У женщин же,
хранительниц и берегинь, главенствующим стало как раз боковое
зрение, чтобы, будучи в дозоре, вовремя заметить опасность. Кстати,
длинная «лебединая» шея им нужна для того же. Можешь себе
представить – у девушек, хотя и не у всех, периферическая видимость
достигает ста восьмидесяти градусов! И это – не поворачивая головы!
Поэтому, – папа издал смешок, напуская мелкие клубы дыма, –
прекрасному полу не нужно пялиться, усиленно рассматривая мужчин.
Девушке достаточно глянуть, даже искоса – и она увидит тебя всего.
И сразу.