Вновь дёрнулся телефон. На сей раз звонок был более требователен
и настойчив. Аппарат как будто мог различать статус звонящего.
Хантингтон вопросительно поглядел на хозяина кабинета. Збигнев
обозначил жестом просьбу немного подождать и вернулся к столу.
Голос в трубке был резок и хрипловат. Обладатель его мало того,
что любил выпить, так ещё и бравировал этим на публику, подчёркивая
этим свою «истинно ирландскую» натуру.
Бжезинский, мысленно морщась, ожидал этот звонок со вчерашнего
вечера. Горячая информация, пришедшая с Ближнего Востока, никак не
могла пройти мимо сенатского комитета по разведке, и, к сожалению,
её члена ‒ Дэниеля Патрика Мойнихена.
Пресса отзывалась о нём как о «Белом Рыцаре с докерским крюком,
торчащим из заднего кармана» со времён скандальной и действительно
идиотской резолюции ООН «тридцать три ‒ семьдесят девять», где
сионизм определялся как форма расизма. Тогда, будучи постоянным
представителем США при ООН, Мойнихен блеснул ярким выступлением
«против» и сразу стал лучшим другом еврейской общины Нью-Йорка.
Переоценить значимость такой поддержки в американской политике
невозможно: спустя всего год Пэт легко избрался от этого штата в
Сенат и, попав в комитет по разведке, сразу, будь он неладен,
глубоко вторгся в дела разведывательного сообщества.
Вообще-то, в любое другое время Бжезинский только порадовался бы
очередной утечке из Москвы: чем больше информации передаст
таинственный источник, тем быстрее на него выйдут оперативники ЦРУ,
а это сулило головокружительные перспективы. Да, в любое другое
время, но не сейчас, когда следовало собирать политические ресурсы
для ключевой схватки в самом сердце Европы и в корне рушить любые
поползновения к расширению сотрудничества с Советами. Тут было
очевидное для Збигнева «или-или»: или расшатывать позиции Кремля в
Польше или сотрудничать с ним; любая активность Вашингтона на
втором треке тормозила польскую операцию.
К сожалению, Вашингтон даже на самых верхних своих этажах во
многом оставался этаким «вечным Смолвилем»[9] ‒ патриархальной
деревней с интересами не дальше околицы, поверхностной мелочностью
и вольным обращением с глобальными вопросами... Из-за этого
выстраданная Збигом стратегическая операция «Полония»,[10]
потенциально выводящая на дестабилизацию всего соцсодружества,
представлялась с капитолийских «высот» величиной исчезающе малой на
фоне хотя бы мировой энергетики и её сугубо частных отражений в
ценах на автозаправках. Попросту говоря, этот замысел в любой
момент могли оттеснить на задний план ради интересов групп
несравненно более могущественных, чем чахлое сообщество
политиммигрантов из Восточной Европы. А уж лобового столкновения с
интересами произраильского лобби операция «Полония» могла попросту
не пережить.