В любом случае, я не собирался с этой странной парочкой идти в
рейд. Не в первый же день лезть в пекло. Пока осмотрюсь, послушаю,
что скажут настоящие охотники, а не сетевые балаболы.
- Как ты думаешь, почему Создатель выбрал тебя? – спросил Пират
после минутной паузы.
Я ответил не сразу. Некоторое время морщил лоб. Вздохнул и
сказал:
- Не знаю. Мне…
- Хороший повод, - с усмешкой перебил толстяк. – Тут твои
сомнения развеются.
- Ты обретешь себя, - добавил дылда.
Я тряхнул головой и сам спросил:
- А что вы тут делаете?
- Бежим, - тут же ответил Пират.
- От чего?
- От себя, от проблем, от скуки, - пояснил толстяк. – Тут все
бегут.
- И как, успешно? – усмехнулся я.
- Успешно, - протяжно скрипнул Пират и поднял с земли кусок
колючей проволоки.
Он внимательно изучил ее, а затем принялся обкручивать вокруг
оголенного плеча. Спустился на локоть, перешел на предплечье и
закончил на запястье. При этом охотник с такой силой вдавливал
проволоку, что острые колючки пробивали кожу и впивались в мясо. Из
многочисленных ран ручьем потекла кровь. Сам же дылда даже не
пискнул. Наоборот, его губы тронула едва заметная улыбка.
Под рукой быстро образовывалась лужа густой жидкости. В сумерках
она была черной.
Я сжал губы в нитку и продолжал молча пялиться. Толстяк в свою
очередь смотрел на меня с довольной рожей. Глаза были прищурены. Но
в них все равно сверкали отблески пламени.
Окровавленная трава зашевелилась. Земля разверзлась, и наружу
показались склизкие извивающиеся жгуты. Они всасывали кровь, словно
пиявки. Боролись за жирное место, связывались в узлы и смачно
причмокивали. Некоторые потянулись выше, буквально ловя капли на
лету.
Охотник опустил руку, и мерзкие твари облепили ее, слизывая
драгоценную жидкость. Когда кровотечение закончилось, гибкие бестии
быстро убрались восвояси, обратно под землю.
Пират впервые повернулся ко мне и сказал:
- Тысяча чертей! Сегодня будет весело.
Его глаза светились синеватым сиянием, но я совершенно не
обратил на это внимания, потому что правая часть лица охотника
отсутствовала. В пламени костра сверкали оголенные кости, лоснились
куски мяса. Кожа свисала рваными лохмотьями. Глаз был на месте, но
едва не вываливался наружу.
Я поморщился, потупил взор.
А Хряк довольно осклабился. Зубы снова сверкнули. И теперь я
увидел их. Клыки толстяка были подпилены до внушающей ужас
остроты.