— Где он? — запыхавшись, спросил внук старосты, вертя
головой.
— Ушел, — задумчиво отозвалась я, сгребая монету. В глубине души
я надеялась, что это будет подделка, но нет. Ни мои чары, ни зуб
дядюшки Бро не смогли опровергнуть самое что ни на есть благородное
происхождение монетки.
И, когда под конец вечера, мне сунули несколько серебряных монет
— мою долю за работу, я испытала странное чувство: будто приняла
задаток за работу, о которой еще только предстояло узнать.
— Джен, — окликнул меня Кори, когда я, утерев пот, вышла через
кухню. Руки болели, намекая, что честный труд не самый приятный, а
я мысленно проводила ревизию в своих запасах. Ингредиенты для
расслабляющего лосьона у меня были, а вот готовый… Могла и не
варить, чтобы раньше времени не протух.
— Дже-ен, — повторил внук старосты, так и не дождавшись от меня
ответа.
Я моргнула и нехотя перевела взгляд на давнего знакомца.
Он стоял под дубом, прислонившись к нему спиной, и смотрел то ли
на меня, то ли куда-то за мою спину. В ночных тенях, его фигура
выглядела угрожающе, и, если бы не знакомый голос, я бы не стала
подходить, но Кори я знала с детства, а он знал, что я была крайне
злопамятна и глупых шуток не любила.
— Чего тебе? — тяжело вздохнула я, подходя ближе и
останавливаясь. Тени играли на наших лицах, скрывая чувства и
желания. И меня это полностью устраивало. Отчего-то последнее время
бывший друг вызывал во мне странное чувство гадливости, будто и не
человек рядом — а большая нерешенная проблема, от которой к тому же
за версту несет душком. А ведь я сегодня запахов чувствовать не
могла…
— Тебе этот пришлый странным не показался?
— Показался, — я охотно кивнула и села прямо на траву.
Запрокинула голову, глядя на тонкий серп луны, и заметила: —
Нормальные в наше болото предпочитают не соваться. Особенно в таких
дорогих шмотках. Неудивительно, что на него чуть не
набросились.
— Слышал, — хмыкнул Кори и опустился на траву рядом. За спиной
хлопнула дверь. Костеря себе под нос непробиваемого гордеца, прошла
к курятнику Трис. — Но… ты сама в него не заглядывала?
Я поморщилась. Свой особый дар я не любила, и он отвечал мне
взаимностью, выходя из-под контроля тогда и с теми, с кем я меньше
всего этого хотела. «Полная невосприимчивость к иллюзиям», —
припечатала Верховная, и… следующий раз я видела своих родителей
через год. Ненавистный год в Кроудгорде, который я бы навсегда
хотела забыть. Впрочем, одному он меня научил — почти полностью
закрываться от собственного дара. Увы, отказываясь от одного,
приходилось поступаться и другим, потому кроме алхимии мне мало что
осталось из ведьминского искусства.