— Ты знаешь, — сказал я неожиданно для себя, — я решил уйти из
“Натива”.
Бородач с гитарой завёл что-то особенно весёлое и орал так, что
я сам себя едва слышал, но Оля поняла.
— Жаль, — ответила она. — Хотя, быть может, для тебя это к
лучшему. Ты выгораешь, Олег. Нельзя насиловать себя работой изо дня
в день. Думаю, тебе и правда нужно… поискать себя. А кто будет
вместо тебя?
— Да Вадька же. Он только… — я осекся. Не был я настолько пьян,
чтобы проболтаться про болезнь, которую он ото всех скрывает. — Ему
только отдохнуть надо как следует. Он отлично справится, лучше меня
будет, вот увидишь. Люди любят его, он не такой унылец, как я, и
опыт у него есть. Ты ведь поможешь ему?
— Насколько смогу — конечно!
— Ты очень сможешь! На самом деле… я тебе никогда не говорил…
прости… Но ведь тебе удалось превратить наш “Натив” в место, где не
так уж противно находиться.
— Ну спасибочки на добром слове!
Оля засмеялась. Показалось, или она придвинулась ко мне чуть
ближе? Наверно, толстуха толкается…
Дым от костра пошел в нашу сторону. Оля часто заморгала и
спрятала лицо у меня на груди. Само собой так вышло, что я обнял
ее.
Кто из нас инициировал поцелуй — я, наверно, и под страхом
расстрела сказать не смог бы. Никто — и оба сразу. Ночь, костер,
женщина… что, черт возьми, могло быть естественнее?
— Все хорошо, — сказала Оля. — Хорошо.
Тут я вспомнил крокодильи глаза Дазурова и тень кладбища за его
спиной. Резко встал и ушел в холодную темноту.
***
Палатка, выданная волонтерами, поставилась легко, как бы сама
собой, а вот собрать ее оказалось куда сложнее. Чертовы дуги
гнулись во все стороны, но не складывались; я попробовал применить
силу и, кажется, одну таки сломал. Тент, как я его ни скручивал,
упорно отказывался упихиваться в чехол.
Начал накрапывать мелкий холодный дождь.
— Давай помогу, — Оля тихо подошла ко мне.
— Сам справлюсь, — процедил я.
Оля только улыбнулась — и за три минуты управилась и с тентом, и
с дугами. Собрала их и уложила в чехол безо всякого усилия.
— Как чувствуешь себя?
Оля выглядела спокойной и бодрой, словно вчерашнее совсем ее не
расстроило.
— Прекрасно, — натянуто соврал я. Каждая мышца после вчерашней
работы ныла — даже те, о существовании которых я и не подозревал.
Спать в палатке на жестком туристическом коврике оказалось
чертовски неудобно — привык я уже к ортопедическим матрасам. Ну и
настойка все же вызвала похмелье… хотя, может, и не в настойке тут
дело.