Она славилась особого рода любопытством: тихо-созерцательным. Ирина Петровна никогда и ни к кому не выражала явного интереса, ни о чем не спрашивала, но, где бы она не появлялась, глаза ее начинали с какой-то тоскливой страстностью выискивать крохи спрятанной или просто невидимой другим чужой жизни. Разговаривала она стесненно, как бы извиняясь за беспокойство, и пахла всегда одинаково – своей квартирой, из дверей которой вечно отзывало почему-то старым растительным маслом и грязной, застоявшейся водой, с растворившейся в ней мыльной пеной.
Тихий, птичий голосок ее доносился из передней, петлял, кружил, хозяйка следила за тем, чтобы в нем было достаточно словесных реверансов, пытаясь обезопасить себя от возможных просчетов или подвохов собеседника. Андрея она побаивалась и, появись он сейчас, Солохина быстротечно бы ретировалась, сославшись на какую-либо нужду. И лишь взгляд ее – чуть искоса, ползучий и внимательный – еще какое-то время зависал бы невероятным образом с этой стороны дверей.
Вновь щелкнул замок, и вскоре Лена появилась в спальне. Улыбка, с самого утра гулявшая на ее лице, и еще более усиленная окольными разговорами Ириши, никак не отваживавшейся на прямой вопрос, несколько поугасла, когда она увидела Андрея. С ним опять произошла страшная перемена. Казалось, ничего близкого из того, что появилось в его глазах накануне этой ночи, теперь уже нет. Снова она одна, и он сам по себе. Ее всегда поражала способность мужа полностью меняться за одну ночь, за час, а порою и за несколько мгновений. Сколько тяжких, полных боли минут перенесла она из-за этого, сколько неясного появлялось в таких случаях. И все это без видимой причины, казалось, и сам Андрей не знает, отчего его так переворачивает?
На этот раз Лена могла догадаться, откуда дует ветер, но она не хотела поверить в то, что вновь все рухнуло. Это казалось невероятным. Невыносимым. Неужели сон вернулся? Или… что вообще произошло?
Она была настроена слишком восторженно, чтобы вот так вдруг поверить в возвращение призрака, появление которого вышибло их жизнь из колеи. Она уже забыла, что эта колея тянулась обреченно и вяло в тупик. И только в последние дни, да нет, по-настоящему только вчера появилось… Что появилось? Далекое, забытое? И оно тоже. Но и новое, совсем новое, тоненькое-тоненькое. Потянулось вверх и… Раз! Под корешок.