Тихо прошуршав, словно ветка ивы по песку, потайная дверь встала на место. Максимилиан, опустив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, шагнул в закрытую тяжелым пологом комнату. И замер, почувствовав холодную сталь на своей шее.
– Свет тебе, Дорон, – голос инквизитора прозвучал нейтрально, хотя внутренне Таронский был готов к любому обороту событий.
– И тебе Свет, храмовник, – голос хозяина был похож на скрежет булыжников в каменоломне.
Блеснуло серебристой рыбкой лезвие стилета, Максимилиан вздохнул свободно. Огляделся.
Маленькую комнатушку под лестницей освещали три лампады с дорогими спиртовыми фонариками. У правой стены стоял широкий кожаный диван с потертой спинкой, левую стену полностью закрывала книжная полка. В комнате вился сизый дымок, распространяя легкий запах неизвестных Максимилиану пряностей.
Широкоплечий, высокий, но уже в возрасте человек, с длинными седыми волосами и в сером камзоле не первой свежести, убрал стилет за спину, тяжело опустился в огромное кресло за массивным столом. Черные глаза из-под густых бровей словно и не замечали инквизитора, уставились в раскрытую на столе книгу.
Таронский бесцеремонно пододвинул себе единственный имеющийся в комнате стул, придерживая ножны с мечом, сел.
– Теплый прием, – Максимилиан протянул руку, поднял книгу и прочитал надпись на обложке: Блэкхэд, «Раскол», – Что пишет?
– Пишет, что инквизиторы начали войну, уничтожившую Империю.
Седой Дорон взял книгу известного еретика, закрыл ее и убрал в ящик стола. Оттуда же выудил бутылку темно-синего стекла и два бокала.
– То есть мы с тобой, Дорон? – Таронский еле заметно ухмыльнулся.
– Я уже давно не в Ордене, – Дорон поднял печальные глаза на Максимилиана.