Автор постоянно проводила параллели между двумя культурными традициями и их проявлениями, подчеркивала различия в системах ценностей. По мнению леди Мэри, восточный женский костюм, придающий анонимность фигуре и скрывающий лицо, позволяет турчанкам вести довольно бесконтрольную жизнь, конечно, если у них есть служанки, которым можно доверять. Укутанные в бесформенные одеяния дамы могут встречаться с мужчинами на нейтральной территории, «в еврейских магазинах, которые подобны нашим индийским домам»,[125] заводить любовные интриги, оставаясь неузнанными своими избранниками, что избавляет их от угрозы возможной нескромности поклонников.
В марте 1718 года леди Мэри родила дочку. В одном из писем сестре в это время она писала, сравнивая нравы двух стран, что «в Турции более презираема замужняя женщина, не имеющая детей, чем в Англии девушка, которая обзавелась ребенком до брака».[126]
Через одну из своих корреспонденток леди Мэри познакомила лондонских дам с языком цветов – селимом. Она отправила посылку, где в определенном порядке были уложены 17 предметов: цветы, пряности, жемчужина, золотая нить, спичка, кусочек мыла и другие мелочи; к посланию она приложила расшифровку на турецком и английском языках некоего отвлеченного объяснения в чувствах.
Не обошла она вниманием и оценку политических нравов народов, находившихся под властью Блистательной Порты:[127] «Управление здесь, – писала она, – полностью в руках армии; и Великий повелитель с его абсолютной властью – такой же раб, как любой его подданный, и трепещет перед неодобрением янычар…»[128] Далее она высказывает пожелание, чтобы английский парламент организовал поездку в эти края для недовольных соотечественников, чтобы «они увидели деспотическое правление в истинном свете…»[129]
Впечатления английской дамы почерпнуты из разных, зачастую случайных источников, а потому ее суждения достаточно поверхностны, но преподнесены с большим апломбом, отличаются парадоксальностью и поданы легко и остроумно.
Посольская миссия Э. Монтегю закончилась безрезультатно. Это стало очевидно уже в 1717 году но уехали супруги из Стамбула только в следующем, 1718 году ближе к осени. Леди Монтегю с сожалением покидала этот город и эту страну где ей было интересно, где она имела массу возможностей удивлять лондонских знакомых занимательными историями. Сюда периодически приходили от А. Поупа письма, подписанные «Ваш друг и обожатель», в которых разнообразные сведения, сплетни и слухи, изящно препарированные, превращались в остроумный сюжет. Оба корреспондента – поэт и супруга посла – состязались в остроумии и были, кажется, совершенно довольны и сами собой, и друг другом. Инициатива переписки принадлежала Поупу, его писем известно в два раза больше, чем ответных писем леди Монтегю.