Началась молитва. Алиса находилась в комнате для женщин. Сарит, жена раввина, закрыла глаза ладонями и прочитала молитву над субботними свечами.
– Барух Ата, Адонай Элоэйну, Мэлэх Аолам, Ашер Кидешану Бэмицвотав Вэцивану Лэадлик Нэр Шель Шаббат Кодеш. Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, освятивший нас своими заповедями и повелевший нам зажигать свечу священной субботы.
Субботняя молитва закончилась Мужчины и женщины вышли в холл «Бейт-Хабада». Раввин пригласил всех на ужин; обычно это стакан вина и какой-нибудь свежеиспечённый хлеб.
– Шабат шалом.
Все поздравили друг друга с началом субботы. Алиса вышла на улицу, расположилась около отдалённого дерева и с нескрываемым любопытством начала рассматривать всех.
Первым на улицу, держа в руке бокал вина, вышел высокий мужчина лет 50, подтянутый, одетый в чёрный костюм. Он отодвинул рукав пиджака, посмотрел на свои золотые швейцарские часы, недовольно зацокал языком и сказал:
– Время – деньги, а мне ещё тут торчать надо.
– Вы что-то сказали? – как бы невзначай к нему обратился низкого роста лысый толстяк.
– Нет, ничего.
Высокий мужчина не обратил особого внимания на того, кто с ним говорил; тогда толстяк подошел к нему поближе, широко улыбнулся и сказал:
– Дорогой Шломо, сколько лет, сколько зим…
Высокий мужчина по-прежнему стоял молча. Он нехотя протянул руку в знак рукопожатия.
– Ты слышал, чем я теперь владею? – настойчиво продолжил толстяк.
– Нет, я не слышал. Тебя ведь Кац зовут, верно?
– Именно так, – с довольным видом, гладя свой живот, продолжал толстый. – Сегодня я выкупил все акции домашней еды. Теперь я являюсь единственным владельцем сети магазинов…
– Что-что? – встрепенулся Шломо. – Это ведь… Э-э… – он посчитал что-то в уме, – целое состояние! Когда ты успел? Откуда у тебя на это нашлись финансы?
– Ну, как тебе сказать? – протянул Кац. – Немного здесь, немного там… Ну, ты знаешь, кручусь, как могу. А что еще остаётся делать бедному еврею в этом жестоком мире? А как твои магазины? Скажи, людям ещё нужно золото? – он усмехнулся.
– Слава Богу! В Праге золото летит, как горячие булочки, – ответил ему Шломо.
Кац вдохнул полной грудью порцию свежего вечернего воздуха и громким голосом как бы невзначай сказал:
– Синагога – это дом нашей души. Как всё-таки хорошо встречать субботу с хорошими, – и понизив голос, продолжал, – состоятельными людьми.