Потом приходит Триполитэнь, где вокруг огней бивуаков М. р. н. тт. упражняется в разговоре с маленьким негром, в то время как люди в его доме, в Савойе, охваченные воинственностью, готовы защитить хозяина в случае маловероятной агрессии, стреляя звукоподражательными огнями орудийных очередей, и с места на место проносятся через лагерь звуковые сигналы горнистов.
Минутой позже уже десять часов! Кто эти нищие, которые жалуются и рыдают с таким пылом? Король, слушая их, бормочет:
Это голос Испахана4, который пришел ко мне, выйдя из черной, как кровь павлинов, ночи.
И поскольку это был сон, я почувствовал воображенный мной запах жасмина.
Полночь! Бедный пастух закричал в ледяной пустыне; это ночная Азия, где распространяется в мире зло.
Слоны трубят. Час утра. Индия!
Потом Тибет. Мы слышим звон священнических колоколов.
Три часа: шум лучших лодок, сладостно сталкивающихся на берегу озера в Сайгоне.
Дум, дум, бум, дум, дум, бум, дум, дум, бум – это Пекин, хоровод гонгов и тамбуринов, бесчисленные собаки, визжа или лая, смешивают свои голоса с мрачным ровным шумом. Разражается пением петух, предвещая зарю, которая бледнеет уже в белой Корее. Пальцы короля пробегают по клавишам, вдруг поднимаются, одновременно каким-то образом, и все голоса мира, недвижные до сей поры, идут к нам, совершая свое движение.
Поскольку я нахожусь в очаровании, король вдруг поднимает свою голову. До сих пор мое присутствие не казалось ему удивительным.
– Принесите, сказал он мне, – оригинал партитуры «Золото Рейна», я хочу просмотреть его после прослушивания симфонии мира и перед тем как услышу подвижный оркестр мосье Освальда фон Гарфельда. Преступная личность, но где твоя маска? Я хочу, чтобы передо мной никого не было без маски.
На его лице отпечаталась вдруг свирепость, король сжал кулаки, в этот момент он был похож на статую Геркулеса; резко тряхнув меня, он ударил кулаком, ударил ногой, он оскорблял меня в лицо, крича:
– Мы ему отрежем яйца! Франкенштейн, Оленбург, Жакоб Эрнст, Дуркхайм, мы ему отрежем яйца!
Я не стал ждать никого из этих мосье; увидев, что король забеспокоился оттого, что я был без маски, а еще скорее оттого, что мое присутствие необычно, я сказал себе, что, если я смогу найти дверь, через которую вышел под землю; я не буду никого более разыскивать, король не думал иметь дело ни с кем, кроме своих домашних: слуг, подчиненных, пажей, вельмож или лодочников.