воеводы, заменяя того при поездках по делам за пределы Мангазеи.
– В соответствии с грамотой тобольского воеводы – к Жеребцову, – пояснил десятник.
Макар понимающе кивнул головой.
– Тогда вам в левое от нас крыло, где тот и размещается вместе со своей челядью. А теперича разрешите откланяться, – сказал он, опасливо глянув на дворец. – Там мне делать уже нечего.
– Спасибо, Макар, за помощь! Надеюсь, еще встретимся.
– Обязательно! Кстати, а вы надолго к нам?
Афанасий улыбнулся, понимая любопытство служителя съезжей избы: уж такая у него работа. Ведь дьяк, его начальник, непременно спросит его об этом, и ударить лицом в грязь перед ним он не имел права.
– Как решит воевода Жеребцов, – уклончиво ответил он и решительно направился к высокой, добротно сколоченной калитке.
У воеводы
Калитка оказалась открытой. Но не успел Афанасий подойти к высокому крытому крыльцу в левом крыле дворца, как дверь открылась и в ней показался человек, одетый в полукафтан, вопросительно смотревший на незнакомого человека. «Наверное, дворецкий[27], который, надо полагать, еще издали наблюдал за мной», – предположил он и, поднявшись на крыльцо по лестнице с резными балясинами[28], представился:
– Десятник Афанасий Ляпунов. Мне надобно передать вашему воеводе грамоту от воеводы тобольского.
– Вы никак с коча, который только что прибыл?
– Вы совершенно правы.
– Проходите, я доложу о вас барину. А саблю желательно передать слуге. Я распоряжусь.
«Вот что значит прислуга! Для нее, видишь ли, выше барина ничто просто и не существует, – рассуждал Афанасий, входя в широкую не то прихожую, не то приемную комнату, устланную ковром. – Притом и меры безопасности своего господина не забывает блюсти, – отметил он, задетый тем не менее за живое требованием дворецкого отдать свою саблю. – Ведь сабля – непременный атрибут казака, а тем более десятника, – возмущался он про себя. Однако смирился: – В чужой монастырь, как учат мудрые люди, со своим уставом ходить негоже».
Его сразу же поразила большая люстра, свисавшая с потолка, со многими восковыми свечами. «Небедно, однако, живет барин», – усмехнулся он и, отстегнув саблю, передал ее подошедшему слуге. Когда же обратил внимание на заинтересованные взгляды дворовых девок, устремленные на него из глубины соседней комнаты через открытую настежь дверь, то грустно вздохнул: «Жаль, конечно, но не по Сеньке шапка»…