Та прямо-таки расцвела от его ласки:
– Да сын-то и будет, Афонечка!
– Почему ты так уверена? – засомневался тот.
Мария счастливо рассмеялась:
– Ребеночек-то уже толкается ножками, да знаешь как! А так толкать, как говорит бабка Фрося, может только мальчик.
Афанасий усмехнулся ее пророчествам, однако когда снова погладил ее живот, то ясно ощутил довольно сильный толчок в нем.
– Ну что же, пожалуй, пора…
– Что пора, Афоня? – насторожилась Мария.
Тот усмехнулся:
– Под венец идти пора!
– Кому? – не поняла она.
– Да нам с тобой, Маша.
Та опять непонимающе посмотрела на него:
– Как это нам? – И тут ее глаза расширились – до нее наконец-то дошел смысл его слов. – Не может быть! – тем не менее воскликнула она, боясь поверить в нежданно свалившееся на нее несбыточное счастье.
«Да разве же возможно такое? – предательски нашептывал ее внутренний голос. – Не может быть, не может быть…» – молотом стучало у нее в голове, и она с мольбой во взгляде глянула на него, словно умоляя подтвердить то чудо, о котором, как показалось ей, она только что услышала.
Афанасий же погладил ее русые волосы, настолько длинные, что те разметались по всей подушке.
– Ты не ослышалась, Маша, – видя ее потрясенное состояние, сказал он, поставив себя на ее место. – Я действительно предлагаю тебе стать моей женой.
Та все еще непонимающими глазами глянула на него, а затем, уронив голову на его грудь, разрыдалась. Афанасий же только гладил ее по голове, давая ей возможность излить свои чувства.
«Каким же все-таки потрясением оказалось для нее мое предложение?! – подумал он. – Я же, конечно, предполагал нечто подобное, но ведь не настолько же! – И усмехнулся про себя. – Девчонка, совершенно беззащитная, безоглядно влюбилась в меня, человека, которому прислуживала, не думая о возможных последствиях. И даже когда поняла, что забеременела, то ни разу не упрекнула меня в этом, решив, видимо, что как будет, так и будет. И вдруг я, как бы между прочим, предлагаю ей стать моей женой. С ума же сойти можно…»
И, находясь под сильным впечатлением от своих размышлений, тихо сказал:
– Тебе же нельзя так волноваться. Извини уж меня!
Мария тут же подняла голову и сквозь слезы, ручьями текущие по ее щекам, еще всхлипывая, прошептала:
– Да за что же это, милый мой, я должна тебя извинять? В своем ли ты уме?! Я же ношу под сердцем плод своей любви и лишь только за это должна быть благодарна своей судьбе. И вдруг мне, дворовой девке, приставленной к тебе в услужение, ты говоришь, что хочешь взять меня в жены… Да разве же такое может быть?!