– Ужас? – встрепенулась Велена. – Кто это? Мы столько слышали…
– Вам лишне пока будет знать об этом. Ужас – это теперь весь лес. А тогда – люди долго еще боролись, не желали покидать родные места, но теперь уже здесь не живут.
– А Старый тракт до Итарграда зарос?
– Да не сказать, чтоб зарос, но нет более гибельного места. Верная смерть. Есть еще возможность проскочить через самый лес, но и она все меньше.
– А никто не пытался как-то проложить дорогу или прочистить старую? – Святомор никак не хотел примириться, что нет другого пути.
– Все боятся. Да и Итарградцы не очень-то горюют, что люди из родственных родов не появляются у них, как ранее, ведь желающие захватить Шлем тоже не могут попасть к ним с востока. А в Червене хватает и других забот. Ну да ладно. Завтра у вас не будет времени мыслить об этом, а только о том, как дожить до следующего дня.
Не-бестолковейший очень любил жизнь. Свою собственную, разумеется. Беда в том, что, устраиваясь в этой жизни поудобнее, он успел многим насолить, нагорчить и даже нагадить. Всегда так трудно сдержаться, когда можно совершенно безнаказанно поносить жителей деревни! Он и не хотел ни с кем ссориться, но язык сам вертелся, выговаривая всякие ругательства и обзывания. Доставалось часто и многим, особенно же – шаману Не-понюшке, его старому сопернику. Не-понюшка зубищами скрипел, за глаза о нём плохо отзывался, но терпел, так как на стороне Не-бестолковейшего была реликвия.
Старейшина поёжился. Это была блестящая идея – выкопать из кургана голову недавно закопанного князя, проварить её, избавив от недоеденной червями тухлятины, и представить дело так, что он сам того князя убил и съел. Для достоверности, он даже погрыз немного череп, оставляя следы своих резцов. Сначала ему не очень верили. Но венец-то княжий был настоящим. А потом он ещё приспособился незаметно зажигать под черепом лучинку… Это было началом его взлёта. Гадающий на внутренностях Не-понюшка сразу оказался в тени, да так там и остался. А он не только выбился в старейшины, но ещё и приобрёл право поносить всех без разбора и получать филейные части от любой добычи. Мог и добиться от односельчан нужного ему решения, толкуя так и сяк «магический» огонь.
Расплатой был постоянный страх разоблачения. Поэтому о набитом ценными штуками кургане он молчал как рыба, а лучинку зажигал всё реже и реже. Уже пяток лет как не пытался. А тут вдруг огонь в черепе возьми, да и вспыхни по-настоящему! Неужели череп и правда колдовской?!! Какая жуть, он ведь недавно брал его в руки!