Рано утром Готфрид уже стоял на своём любимом месте.
Многие из рыбаков в этот день так и не вышли в море, боясь неприятностей. Их смущал не столько устойчивый западный ветер, сколько Готфрид Туссо, стоящий на своём «капитанском мостике» и вглядывающийся вдаль.
– В море сегодня лучше не выходить. Вон поморник высматривает добычу. Как бы не попасть в беду, – перешёптывались они между собой.
Наконец, неподвижно стоявший Готфрид, шевельнулся.
На горизонте показалась свинцовая туча. Почувствовалось усиление ветра. Волны в два балла с белыми барашками на гребнях стали заметно подрастать.
– Началось. Началось. Спасибо тебе, господи, – прокричал Готфрид, вскинув руки к небу.
Этот шторм принёс богатый «урожай» янтаря. Потрудившись на славу, Готфрид сделал себе неплохой запас рабочего материала.
Когда янтарь стал попадаться редко, он прекратил заготовительные работы и решил сразу рассортировать добычу. Однако этот его порыв остался нереализованным. Адриас Шлютер – королевский архитектор и скульптор приглашал его прибыть во дворец и принять участие в создании янтарных панно для украшения Большого королевского дворца в Берлине.
Готфриду было лестным это предложение, ведь мастеров, занимающихся обработкой янтаря, было немало. Однако он привык к своей маленькой мастерской и ему было очень жаль её покидать.
Проведя всю ночь в переживаниях и лишь под утро, успокоив себя тем, что королевский заказ не вечен, Готфрид на скорую руку наполнил собранным янтарём различные коробки. Прибрал их и, закрыв свою мастерскую, отправился во дворец.
В душе у него была такая тоска, будто он предчувствовал, что никогда больше не вернётся сюда.
Адриас Шлютер встретил Готфрида Туссо более чем благожелательно.
Мастера, привыкшего работать в маленькой полутёмной мастерской, поразило большое светлое помещение, в котором ему предстояло теперь работать. Новые условия жизни показались ему пределом мечтаний. Никогда он не думал, что будет жить в такой, на его взгляд, роскоши. Единственное, что ему показалось непонятным и насторожило его, это излишняя любезность королевского архитектора. Однако, ослеплённый перспективами новой жизни, он вскоре перестал обращать на это внимание, объяснив себе, не без гордости, что таких мастеров, как он, не так уж и много и, что подобное отношение к нему вполне оправдано.