Купюра, увидев знакомое девичье лицо, очень обрадовалась. Как хорошо, что она забрала ее от этих. Так бы и закричала от радости и обняла спасительницу, если бы могла, конечно.
Надя пришла обратно к старикам.
– Вернулась дочка, вот молодец. Проходи, поужинаем, – обрадовалась Вера Сергеевна.
– Спасибо.
– Ты работаешь, дочка или учишься?
– Домой я еду.
– Далеко?
– Не очень.
Вера Сергеевна понимающе кивнула.
– Ты в Витиной ложись, Надя. Там чистенько.
– Спасибо вам большое за все.
– Тебе дочка спасибо. Никто ведь не помог, ты одна, девчоночка… Ой, господи прости.
Мать заплакала. Петр Вениаминович погладил жену по руке.
– Давайте чаю с медом попьем, – предложил он. – Мне приятель старый прислал.
Чай пили молча, каждый в своих мыслях. После ужина Надю проводили в небольшую, но уютную комнату.
– Тут и жил, сокол мой. Отдыхай, доченька, постель чистая.
Вера Сергеевна не сдержавшись, расплакалась и вышла.
В комнате стоял письменный стол и диван. Между ними оставался узкий проход. В углу, на тумбочке устроился небольшой телевизор. На стене висело зеркало, на котором был прикреплен листок бумаги с какой-то надписью. Надя присмотрелась и прочла: «Nascentes morimur», – было выведено карандашом. У дивана, прижавшись, друг к другу, неподвижно застыли тапочки, в виде собачьих мордочек. Надя провела по ним рукой, будто ожидая в ответ движения живого существа. Но щенки не шелохнулись, а продолжали стоять, высунув наружу красные язычки. Надя прилегла на диван и скоро уснула. Ей снова, как недавно в подъезде приснился дом и мама…
***
Утром, проснувшись, Вера Сергеевна прошла на кухню, вскипятить чай и приготовить что-нибудь на завтрак юной гостье. Вскоре показался и Петр Вениаминович.
– Девушка спит еще.
– Пускай, спит, намаялась она.
Старики позавтракали, а Надя все не выходила. Тогда Вера Сергеевна решила взглянуть, как там девочка. Но вместо Надежды нашла записку с благодарностью и пакет с деньгами.
– Уехала дочка наша отец, к матери домой. Деньги нам оставила, добрая душа.
– Вернуть бы надо, – сказал Петр Вениаминович.
– Где же, ее хорошую, искать сейчас, – покачала головой жена.
Сквозь мутноватую пленку, купюра узнавала знакомые черты. Руки, с которых начался круг жизни, принимали ее вновь. Руки милой женщины, с кем банкнота не задумываясь, осталась бы навсегда. Однако судьба подчиняясь, закону денежного круговорота, понесла ее дальше. Последнюю крупицу тепла, банкнота пыталась сохранить как можно дольше, когда прощались с нею добрые руки. И тут же леденящий холод выморозил согревающее благо.