В наступившей тишине было слышно, как бьются о стекло мотыльки, стараясь пробиться к свету. Старик закурил. Дым поднимался вверх и грузно висел над столом серым всклокоченным облаком, пропитанным человеческим горем. Безмолвие натягивало нервы, словно струны, и тисками невыносимо сжимало сердце. Раздался глубокий вздох, в попытке сбросить навалившийся груз. Митрич залпом опрокинул стакан водки, затянулся сигаретой и продолжил:
– А жена его, не прошло и девяти дней после его смерти, имущество взялась делить. Адвоката наняла. Приехали они к нам с бабкой. На машину претензии высказывали, гараж говорят, продавайте, а деньги поровну поделим. Нет, я не против, все бы ей отдал, тем более что беременна, на восьмом месяце. Но скажи мне, совесть-то есть у людей?
Гость не отвечал. Он был чем-то озабочен. То и дело поглядывал на собеседника и задумчиво отводил глаза.
– Все мы смертны, Митрич. И я считаю, надо уметь получать от жизни удововольствие…
– И в чем же это удовольствие?
– Я не спорю, потеря близкого человека – горе, но нельзя на себе ставить крест. Пей, гуляй, один раз живем.
– Верно говоришь, один раз, но на то она и жизнь, по-разному бывает. Гулять, конечно, хорошо, но шалости это все, так, шелуха. О душе думать надо.
– О чем это ты?
– Живет человек в свое удовольствие, холит себя и лелеет, и врет, потому как ради себя считает, все можно. И не дай бог еще и крадет. Придет время, с тяжелым сердцем будет вспоминать дела свои.
– Митрич, ты случаем не проповедуешь? Взрослый человек, неглупый, а рассуждаешь… Прекращай бодягу о душе. Сказки для слабых.
– Молод ты, не понимаешь многого, – с горечью ответил Митрич. – Ну да ладно, давай выпьем, – выдохнул он и потянулся за бутылкой.
– Надо же, опорожнили уж. Слушай, не в службу, а в дружбу, сходи в магазин.
Митрич порылся в карманах и вытащил на свет измятую купюру.
– Вот, возьми.
– Обижаешь, Митрич, я банкую. – Гость извлек из полиэтиленового пакета под столом еще одну бутылку.
Сторож одобрительно крякнул.
– Митрич, мне на работу завтра. Я последнюю и все, хорош. Ты не в обиде? Помянем сына твоего.
Они молча выпили, и каждый на минуту задумался о чем-то своем. Первым тишину нарушил гость.
– Знаешь, прости меня, Митрич, чушь я нес про гулянки и все такое. Я сам без отца вырос, детдомовский. А сейчас сижу тут, и вдруг подумалось, будь у меня такой отец, как ты, может, и жизнь сложилась бы по-другому.