– Готово? – спросил отважно Абдулка, спешивший выиграть время. – Мы и барина не станем беспокоить! В суд его, разбойника!
– Братцы! – громко крикнул косарям связанный Левенчук. – Они меня побили, связали, в суд хотят везти! А сам барин ихний мою невесту украл… Я, братцы, Левенчук! Попова девка за меня просватана была… Она у полковника тут взаперти… в любовницах. Спасите, братцы! Не дайте праведной душе погибнуть!.. Спасите!
– Ну, еще рассказывать! – начал Абдулка.
Последних слов Харько не договорил. Абдулка, Самуйлик и Антропка схватили его и потащили к телеге, снова угощая побоями.
– Э, нет! – отозвался тот самый батрак, которого Харько угощал с утра, загородив им дорогу. – Я сам пойду до барина! За что вы его бьете и тащите?..
– Да, да! За что? – говорили в толпе и косари, испуганными и озлобленными кучками сходясь к ним.
– Э, да что на них смотреть! Тащи его! Самусь, садись, вези его! Антропка, бей по лошадям!
– Нет, не пущу! – сказал охмелевший батрак, загораживая лошадям дорогу.
Тут прибежали с криками остальные косари из шинка. Произошла общая свалка. Одни тащили Левенчука к повозке, другие отталкивали его назад. Весть о том, что это жених воспитанницы священника, украденной полковником, облетела всех.
– Нет, нет, теперь уж не троньте его, оставьте! – заговорили косари разом и оттеснили Левенчука от Абдулки.
Подгулявший батрак ударил по запряженным лошадям, гоня их с пустою телегою прочь. Самуйлик кинулся их останавливать, а косари в суматохе совершенно отбили Харька, распутали ему руки и выпустили.
– Отдайте мою невесту! – сказал тогда бешено Левенчук, став перед слугами Панчуковского. Это уже был не прежний хуторский пастух. Степь изменила его.
Абдулка, повар и Самуйлик остались одни против остальных.
– Нет у нас никакой девки!
– Врешь, есть! Она наверху у барина вашего живет! – кричал Левенчук.
– Отдавай, а то силой возьмем! – гудели косари.
– Вот что выкусите! – ответил Абдулка, показывая кукиш, и пошел с товарищами к барскому двору, очевидно, потеряв надежду овладеть обидчиком закадычного приятеля, Антропки.
Левенчук, утирая кровь с виска, сел на крыльцо шинка.
– Дайте, братцы, хоть трубки покурить, коли с нами так поступают. Собаки – и те лучше нас стали жить на свете!
Приятель его, батрак, с форсом подал ему трубку, сел возле него и обнял его, заливаясь слезами.