Я встаю с брёвнышка. Осматриваюсь. Кажется, это берег заросшей речки. И всё ещё Москва. Вдали виднеется здание МГУ. Подождите… Очень знакомый ракурс…
Внезапно я захожусь в глубоком сухом кашле. Он душит меня. Я никак не могу остановиться. Ничего, ничего… Нужно идти. Кажется, я понимаю примерно, где нахожусь…
Дорожка петляет по берегу и уводит меня во дворы. Я иду медленно. Тело вроде бы цело, но мышцы болят. На руках вижу множество порезов. Большая заживающая рана на запястье стянута чёрной изолентой. Что это за рана? Та, что я получил в кабинете Иванова? Должна была зажить давно. Или я порезался о стекло подъезда? Когда я успел её в таком случае заклеить?
Я настраиваю резкость в глазах. Передо мной встаёт фиолетовая кирпичная пятиэтажка. Я пришёл домой.
Снова кашель. Давлюсь им с минуту, потом захожу в подъезд. Домофона нет. Да, так и было. Поднимаюсь по лестнице. Дышать тяжело. В носу что-то сипит. Ноги еле идут. Кстати, на ногах у меня те самые ботинки, которые я нашёл в мусорке. Пожалуй, чуть великоваты, зато не трут. И намного лучше обмоток. Я дома. Я дома. Я почти дома. Жёлтая виолончель.
Вот дверь квартиры Жупанова. Я вставляю ключ. Он подходит. Кажется, кончились мои злоключения. Я высплюсь, помоюсь, подлечусь… Замок проворачивается. Дверь открывается.
Жупанов уже в коридоре, движется навстречу мне.
– Ключ дай, – говорит он.
Я машинально протягиваю ему ключ. Он забирает его и суёт в карман.
– Вещи сейчас вынесу, – говорит Жупанов. – Снаружи подожди.
– Так это же… – бормочу я. – Я же живу здесь.
– Уже нет, – отвечает Жупанов. – Тебя неделю не было. Да и не платил ты с апреля. Я жильца пустил. Другого.
Я глотаю комок. Хочу что-то спросить, но Жупанов скрывается в своей комнате.
– Может, можно хоть умыться? – спрашиваю я.
Жупанов выносит большую грязную картонную коробку, суёт мне.
– Давай, давай, – говорит он. – Уходи. Ты ещё и воняешь…
– Можно, я помоюсь? – настаиваю я.
– Нашёл я, кого пустить, – бормочет Жупанов и резко толкает меня кулаком в грудь. – Алкашню какую-то…
Я вспыхиваю. Я готов вцепиться в его синюю расплывчатую рожу, но мне мешает коробка, и Жупанов опережает меня. От второго его толчка я вылетаю на площадку, едва удерживаясь на ногах. Дверь захлопывается.
– Скотина! Открой! – кричу я и колочу по двери изо всех сил. Напоследок сильно, с разворота, бью ногой, отчего дверь тяжко вздрагивает и гудит. Голос мой взлетает к потолку, чуть не срываясь на визг: