Не веря своему счастью, Колобков выглянул наружу, увидел уходящую вверх лестницу и рванул навстречу свободе.
Лестница вывела его во двор за домом. Вокруг зеленели кусты, пели птички, пахло незнакомо и в целом приятно, если не считать так себе аромата, доносящегося из птичника. Вот как пахнет свобода, понял Колобков и нырнул в кусты.
За кустами обнаружилась ограда из острых колышков. Лазить по оградам Колобков не умел, поэтому пошел вдоль и вскоре наткнулся на дыру, судя по ошметкам, прогрызенную зубами, вылез и со всех ног бросился прочь, под защиту деревьев.
Шелестела трава, приятно холодя ноги, волосы трепал ветерок. От восторга хотелось заорать и взлететь, хлопая крыльями.
— Мир, я иду к тебе! — воскликнул Колобков. Широко расставив руки и закрыв глаза, устремился вперед, воображая себя птицей… и тут же обо что-то запнулся.
— Эй, смотри куда прешь, дурень! — послышался недовольный вопль.
Колобков открыл глаза и увидел тощую голоногую девчонку в сером платье в горошек: светлые волосы всклокочены, на щеке царапина, под глазом фингал.
— Извини, — Колобков поднялся, хотел помочь и ей, но она вскочила раньше.
— Ты кто вообще такой? — девчонка воинственно двинулась на него… принюхалась, — Чёт как-то пахнет от тебя странно.
— Петя, — представился Колобков. Девчонка облизнулась и подошла ближе.
— Маша, — ответила она и снова принюхалась. А затем, подскочив, вцепилась в него и воскликнула: — Стой на месте, я буду тебя жрать! — тело дернулось в судороге… девчонка разжала пальцы и, рухнув на траву, завопила: — А-а-а! Опять нифиво не пофуфифось!
— Эй, ты чего? — Колобков присел рядом и участливо тронул ее за плечо.
— Фиво-фиво, нифиво! — воскликнула девчонка. — Иди отфюда! Убифайся!
Она подняла голову, и Колобков увидел огромные кроличьи зубищи, торчащие из-под верхней губы. — Фто, квафиво? — девчонка уставилась на него со злостью. Глаза, сделавшись круглыми и маленькими, сверкнули алым.
— Ну-у… ничего так. А чего это ты вдруг такою стала?
Девчонка дернулась, встряхнулась, словно мокрая собака, и снова стала прежней, только намного более злой.
— Петя, ты тупой? Оборотень я! Заяц-оборотень! Дура никчемная! Неумеха! — она стукнула кулачком по земле. — Ничего у меня не выходит — ни мышку сожрать, ни тебя вот! Все братья-сестры — нормальные, одна я — жалкая неудачница, оборотиться не могу, только зубы да глаза — и всё! Уродка! Как есть уродка!