Парень стоял, опустив голову, не сводя глаз с ее пальцев.
Опомнившись, Ника отняла руку. Дар не торопился с ответом.
— Если ты не хочешь…
— Государыня Ника, — вежливо проговорил он. — От таких
предложений не отказываются, они поступают раз в жизни, да и то не каждому.
— Ты боишься, что отец будет против? Я попрошу его, и он,
наверное, не станет спорить. Или лучше мы ему ничего не скажем? Он вечно занят,
может, и не заметит, что мы иногда проводим время вместе.
— О, ему скажут, — покачал головой Дар. — Ему уже донесли, я
уверен.
— Ну… ладно! Давай тогда подойдем к нему вдвоем. Нет никакой
причины заставлять меня целыми днями молчать, правда? Неужели я не могу
общаться ни с кем, кроме хозяина дома? Это было бы нелепо. А ты, ты его сын, и,
разумеется…
— Разумеется, — иронически протянул мальчик и хохотнул.
— Он строг к тебе? А у него есть другие дети? Если
огневушки, как ты упомянул, переменчивы, то, возможно…
— Все эти годы, пока он не стал Хранителем Стихий, он не жил
затворником, государыня Ника.
— Естественно, нет. — Она снова прикусила щеку, напоминая
себе, что ей нет до этого никакого дела.
— Он испробовал разное, насколько мне известно, — провернул
лезвие в ране Дар, — но других детей у него не получилось. О чем это нам
говорит? Возможно, его горячее сердце было более восприимчиво к огню?
«Или он научился предохраняться», — огрызнулась про себя
Ника. Одного такого оболтуса Миру, наверное, хватает за глаза, особенно с
учетом того, что его нельзя приблизить ни к матери, ни к отцу.
— Раньше я видел его чаще, — негромко поделился Дар. —
Раньше, когда он не был Хранителем. Он был обязан путешествовать, а не
привязываться, и не все время проводил со мной, но все же я видел его даже
чаще, чем мать. Это теперь, когда он Хранитель, он не может часто или подолгу
общаться со мной. Контакт со мной его расстраивает.
— Расстраивает?
— Не печалит, не огорчает, нет, вы неверно поняли.
Расстраивает — сбивает его настрой. Он не должен принадлежать огню, не должен
склоняться к огню даже в той пропорции, что присутствует у меня в крови. — Дар
снова улыбнулся, глядя ей прямо в глаза. — Он не может любить меня
теперь. Ему нельзя. Понимаете? На кону вся наша вселенная.
— Ох!
До Ники наконец дошло, и она даже зажала руками рот.
Мальчик, который ничем не провинился, был отлучен от отца лишь по причине этого
злосчастного поста Хранителя. А как же сам отец — лишенный в жизни даже
туманной надежды на личное счастье?