Лорд Бейрил замолчал и сделал большой
глоток из бокала, желая смочить горло после долгой тирады.
Я в свою очередь тоже дрожащей рукой
потянулась за фужером. Правда, мои пальцы тряслись так сильно, что
я едва не расплескала напиток, пока несла его ко рту. Но лорд
милостиво сделал вид, будто не заметил моего волнения.
— Откуда… — Голос предательски
отказывался мне служить. Я хрипло кашлянула и попробовала еще раз:
— Откуда вы это узнали? Про несчастливую любовь и прочее…
— Сколько вам лет? — вопросом на
вопрос ответил лорд Бейрил. — Двадцать? Двадцать один? Вряд ли
больше. В маленьких городках предпочитают заключать брачные союзы
как можно раньше. Ваш возраст уже опасно приблизился к той черте,
когда вас назовут старой девой. А ведь вы весьма недурны собой. Я
бы даже сказал — красивы. Ни за что не поверю, что у вас не было
достойных ухажеров. Но по какой-то причине вы всех отвергли, не
торопясь к алтарю. А что за причина может заставить молодую и
красивую девушку отказаться от мечты примерить белое платье
невесты? Лишь какая-то другая любовь, которую она предпочитает
держать в тайне от остальных. — Лорд Бейрил сделал короткую паузу,
после чего прямо спросил: — Альберта, вы встречались с женатым
человеком. Верно?
Я закрыла глаза, не в силах больше
выдерживать его взгляд, который словно сдирал с меня кожу живьем.
О, теперь я понимаю, почему у лорда столько недоброжелателей. Если
это его обычная манера вести разговор, то в этом нет ничего
удивительного. Напротив, странно, что его лишь однажды попытались
убить. Я знакома с ним меньше суток, а уже руки чешутся запустить
чем-нибудь тяжелым в этого наглого самодовольного типа, даром, что
аристократа. Ишь как улыбается ехидно. Нельзя же спрашивать о
настолько личном! Это выходит за всяческие рамки!
— Можете не отвечать, — милостиво
разрешил мне лорд, видимо, заметив, как я переменилась в лице. — Я
и без того вижу, что попал в самую точку. По всей видимости, о
порочной связи узнала жена вашего возлюбленного. Пригрозила
рассказать обо всем. И вы бежали, спасаясь от всеобщего осуждения и
суда общественности.
В последней фразе Томаса скользнуло
настолько неприкрытое пренебрежение, будто его весьма веселила
мысль о том, что кто-то может всерьез опасаться подобного.
Я опустила голову, чувствуя, как мои
уши и щеки предательски потеплели.