Если я не кинусь первая к нему с
извинениями, Егор позвонит или напишет
не раньше, чем через неделю, когда ему понадобиться помощь в работе.
Надо успокоится, продышать тревогу, а не
заглядывать каждые пять минут в телефон.
Лучше вообще его временно отключить. Уверена, Егор понял, что я сбежала,
и не будет беспокоиться, тем более, ему есть чем заняться, а «этим» он может
заниматься хоть всю ночь.
Я закрыла глаза, стараясь выбросить из
головы образы двух распалённых смуглых тел на постели. Пусть катятся в бездну.
Пошли вон. Предполагая, что не засну в эту ночь, я всё-таки провалилась в
черноту.
Родительская квартира приняла странные
очертания, но то, что это была она, я не сомневалась. Я стояла в чуть в
освещённом коридоре, прислушиваясь к звукам в доме. Он здесь? На цыпочках,
стараясь не дышать, я просочилась в свою комнату, заперла щеколду и облегчённо
вздохнула. Сильные руки обхватили меня сзади, больно сжали грудь, я застыла от
страха. Знакомый голос что-то прошептал, мокрый язык втиснулся в ухо, твёрдый
член прижался к ягодицам. Мамочки! Я дёрнулась, развернувшись в руках
мамашиного любовника. На меня смотрел Егор. Это был он. Ужас захлестнул
сознание.
Вынырнув из сна на поверхность яви,
уставилась в потолок. Сердце заполошно долбило в груди, тело покрылось
испариной, волосы взмокли, подушка отсырела от пота. Кошмар был слишком реален,
всё происходило будто наяву.
Почему
этот мерзкий тип преобразился в Егора – моего мужчину? Я не сомневалась, что
хахаль матери – сущий дьявол, который
хитростью, лестью, подкупом втёрся к ней в доверие. То, как он обхаживал меня,
втыкая красные флажки вокруг, загонял в ловушку, готовя нападение, прямо указывало
на его родословную.
Но почему Егор? Неужели, действительно,
произошла замена одного на другого? Егор молод, красив, обаятелен в отличие от
взрослого дядьки, масляными глазами пожирающий малолетку. Между ними нет
разницы? В груди образовалась пропасть, тёмное немое пространство. Это ощущение
я знала – дикий страх в ожидании нападения хищника.
Захотелось пить. Бутилированную воду я
забыла купить, а из-под крана здесь пить нельзя. Оставалось неподвижно лежать и
пялиться в потолок.
Когда любовник матери первый раз в
открытую прижал меня, я вырвалась и спряталась в комнате, забаррикадировав
дверь креслом и тумбочкой. Мне пришлось в одиночку справляться со стрессом.
Надо было орать, драться, бить посуду, закатить матери истерику, сделать хоть
что-либо в свою защиту, но кроме подружки Маши, старшей меня на два года, я
никому не рассказала об этом.