Кельин изволил молчать — пожалуй, самое разумное из его
последних действий. И пока начальник участка громовым голосом
перечислял косяки его оперативной группы, остальные показательно
сохраняли спокойствие. Самое страшное не случилось, и максимум,
чего можно было ожидать — не самые приятные минуты гнева и
вылетающей слюны аббата.
В таких условиях матерился бы и Валий Каллиник, севастократор и
великий кафолик. Впрочем, как слухи говорили — он и матерился,
причём иногда так сильно, что лампады в его пристуствии гасли.
Видимо, от смущения. Белькаллина же было не смутить руганью или
даже неудовольствием офицера. Его покровители сидели куда выше —
как если посмотреть на чины, так и если посмотреть на этажность.
Кафолик воспринимал этот дуализм как данность. Но иногда, как в
случае с субботним «разбором походов» это раздражало.
— Молчите? Вот и славно! Белькаллин, ты-то не уснул, гнев ты наш
Первосоздателя?
— Никак нет, — спокойно отреагировал кафолик, даже не
вздрогнув.
— Давай, мнемоник, просвещай, — отвесил поклон Талларий и присел
на край стола, — что же там по левобережным шутовским волнениям с
одержимым.
Белькаллин встал. Одёрнул форменный ферязь и начал мягко,
сглаживая резкость жеста:
— С ним вышел гарбуз, господарь аббат. Коллеги из ордена
Скоморохов намекнули, что не потерпят более вмешательства в дела
Сломанного шпиля. Вдобавок, от Балагуровых пришла грамота,
подтверждающая наглый рассказ подозреваемого. Дескать, тот решил
отправиться за славой, не поделившись ей с заинтересованными
сторонами, выследил и убил одержимого Армода. Казна получила
психометрию убитого демона и долю с добычи, — кафолик помолчал и
добавил: — Психометрией они готовы поделиться. Долей — ни в коем
случае.
— Лучше бы долей поделились, — усмехнулся кто-то и дружный ржач
заполонил палаты. После взбучки разрядка смехом была необходимо.
Талларий это понимал, так что сам усмехнулся и поднял руку лишь
через пару секунд, призывая к порядку.
— Я правильно понимаю, что это дело для нас закрыто?
— Закрыто, — спокойно кивнул Белькаллин.
Все эмоции он выпустил в ту ночь, когда Фёдор Комнин совершенно
нагло вырвал безфамильного Адриана из его хватки, ещё и унизив
перед полным участком шутов. Талларий же побарабанил пальцами по
столешнице.
— Две крупных неудачи, кафолик Белькаллин. Конечно, до отдельных
персонажей, козыряющих бумажками, вам далеко, но звучит плохо.
Останьтесь после совещания.