— Да я уже давно махнул бы, потому что ничего полезного тут
почерпнуть не смогу. Отпустили бы вы меня с богом, а там, явлюсь я
в положенный срок, чтобы пройти инициацию, проведёте всё ладком, да
отправите в полк.
— Махнуть рукой на императорский указ об обязательном
образовании дворян? Вы конечно молоды, Пётр Анисимович, но вам всё
же следовало бы думать наперёд, прежде чем что-то говорить.
Вот так всегда, когда нет разумных доводов, начинают цепляться к
словам и вкладывать в них такой смысл, о чём даже мысли не было.
Поэтому я предпочёл молча выслушать очередную нотацию на тему
недопустимости подобного поведения, не то заработаю ещё пару-тройку
суток карцера. Не сказать, что так уж смертельно. Но это всё же
ограничивает мою свободу.
На этот раз нотация не продлилась слишком долго. Я замер
истуканом, вперив взгляд в противоположную стену, и в какой-то
момент Иванов понял, что я даже не стараюсь вслушиваться в его
слова.
— М-да. Похоже я зря сотрясаю воздух, — наконец произнёс
воспитатель.
— Я так понимаю, что моё пребывание в карцере подошло к концу.
Или вы пришли сюда лично, чтобы продлить срок? — уточнил я.
— Наказание за свою провинность вы отбыли, держать вас сверх
меры я не имею права. А посему, до следующего раза, Пётр
Анисимович.
Ну что сказать, мы оба были заложниками императорского указа об
обязательном образовании дворянского сословия. Меня не имели права
выгнать из гимназии, и окончить её экстерном я так же не мог. В
день восемнадцатилетия гимназистам предстояло пройти инициацию под
присмотром учителей.
Привлекать к ответу родителей за нарушение дисциплины их чадом?
Было дело, вызывали. Матушка, высказала мне своё неудовольствие, и
попросила начальника гимназии не делать мне скидок. И я держал
ответ за своеволие, причём весьма жёсткий. Карцер это вам не баран
чихнул. Тут ведь и здоровье оставить можно, а потом на лекарей
разоришься.
Таил ли я обиду на матушку? Вот уж нет! Она имела со мной
откровенный разговор и заверила, что достаточно одного моего слова
о предвзятости учителей и она камня на камне не оставит, сначала от
школы, потом грозилась разобрать гимназию. И я ей верил, она может.
Вроде бы и обычный капитан посадского войска, с невысоким пятым
рангом, но имеет заслуги и значится на особом счету.
Выбравшись из подвала я подмигнул дворнику Кузьмичу, и замерев
под солнечными лучами с наслаждением потянулся сжимая в руке папку
с листами. Красота-то какая! За зиму успел соскучиться по
настоящему теплу, а тут ещё и карцер с его ночной жизнью. Морозы и
распутица уже позади, но по настоящему тепло только на солнце,
стоит зайти в тень, как тут же ощущается стылость идущая от земли и
стен.