Причем холодная война в любой момент могла перерасти в горячую. Несколько раз мир стоял на грани ядерного конфликта.
У британского политика Гаролда Макмиллана, когда он стал премьер-министром, журналист поинтересовался, что будет определять курс его правительства.
– События, мой милый, события, – покровительственно ответил он.
А события часто развивались так, что некогда было раздумывать, и на удар хотелось отвечать ударом, и все вокруг требовали жесткости и принципиальности – «не отступи, не смалодушничай!», и генштабисты уже раскладывали на столе свои карты, и военные властно отодвигали политиков в сторону…
Может быть, только счастливая случайность да крепкие нервы некоторых национальных лидеров спасли нас от ядерной войны.
Многим историкам сегодня холодная война видится как трагедия, которую невозможно было избежать: дело не в столкновении тоталитарного Востока и демократического Запада, а в извечном геополитическом противостоянии России и ее западных соседей. Таков был расколотый национальными и блоковыми интересами мир, потому не так сложно было вскоре после Второй мировой соскользнуть в новое противостояние.
Есть иная точка зрения. Большевистская революция была сама по себе провозглашением холодной войны, потому что ставила целью мировую революцию. И до Горбачева никто от этой цели не отказывался. Разве генералиссимус Сталин и его наследники хотели мирного сосуществования?
Холодную войну не назовешь только лишь столкновением супердержав, повторением того, что происходило и прежде. Это была война идеологий. Или, точнее, идей. Археологические исследования идеологических развалин открывают неприятную истину: семена страха, предубеждений и ненависти к окружающему миру прорастают вновь и вновь. Запасы злобы и вражды стратегического значения переходят от одного поколения к другому. От этого наследства не спешат отказываться.
Вот почему эта книга не представляется мне чисто историческим исследованием. Разве в наши дни не говорят о новой холодной войне?
Как заметил выдающийся немецкий писатель лауреат Нобелевской премии Гюнтер Грасс, хотя уже нет железного занавеса, он все равно еще отбрасывает тень. Иногда эта тень кажется очень мрачной. Словно в каком-то смысле мы и в самом деле обречены вновь и вновь возвращаться в те времена.