Но вернемся к нашим баранам,
простите, профессорской элите. Оказывается, что он, погоревав чуток
по неверной и ветреной супруге нашел утешение и взаимную любовь с
очаровательной блондинкой Катенькой Достоевской. Услышав эту
фамилию, я как каждый нормальный человек, закончивший школу в СССР,
который находился в своём зените, мгновенно припомнил
старушку-ростовщицу, помешанного студента, топор и, разумеется,
знаменитую фразу Порфирия Петровича: «да вы убили, Родион Романыч!
Вы и убили-с…». Для полноты счастья, Екатерина Михайловной
оказалась племянницей великого писателя и, одновременно жертвой
беспощадной травли со стороны по-фарисейски «порядочных» особ, к
которым примкнул и её дядюшка. «Падшая женщина» это был, пожалуй,
самый безобидный эпитет, коим просвещённая интеллигенция,
составляющих, по их собственному устойчивому убеждению, «соль земли
Русской» награждала несчастную. А мадам Мария Михайловна Манассеина
испытывала искреннее удовольствие лишая своего брошенного ей же
официального мужа возможности узаконить отношения с любимой и
заткнуть рты хулителям и обличителям.
Кстати, именно на этом месте
повествования, я вновь был не просто изрядно удивлён, но просто
шокирован. Оказывается, девичья фамилия этой, несомненно,
талантливой ученой, но при этом не менее эгоистичной особы:
Коркунова и она родная сестра Николая Михайловича Коркунова,
который в данный момент усиленно трудится над разработкой
юридически аргументированного проекта введения в России института
соправления царствующего Императора и Цесаревича. А дальше всплыли
факты об её активных контактах с революционными кружками и
замужество с неким борцом с тиранией Иваном Васильевичем
Понятовским. Впрочем, горячая любовь, мгновенно сменилась
безразличием, лишь только стоило муженьку отправится в ссылку.
Будучи образованной и рассудительной дамой, Мария Михайловна решила
не уподобляться жёнам декабристов и остаться дома. Как супруга
ссыльнокаторжного она имела право получить развод, что она не
преминула сделать и освободившись от семейных уз со всей страстью
отдалась служению науке и мгновенно трансформировалась в искреннюю
сторонницу монархии. Но вот, был ли её разрыв революционным
движением искренним поступком или лишь искусным манёвром во имя
самосохранения, предстояло разобраться.