К новому царю он подобрал ключи, и
да, Тори и ее письма – это был только маленький ключик. Главной
отмычкой к характеру цесаревича стало его увлечение наукой.
Казалось бы, какая связь?
Но… Достаточно было поманить молодого
человека тем, что власть даст ему возможность управлять научными
исследованиями, а при правильном перепоручении государственных дел
преданным помощникам, то тем более, Николай сможет уделять науке
должное внимание. Это как-то примирило цесаревича с необходимостью
сменить отца на престоле. Потому что он… боялся. Цесаревич был
порядочным трусом, и это тоже стало ключом к его личности. А дальше
– хорошая актерская игра. И убеждение, и запугивание, и
манипуляции. И всё это могло сорваться к чертям, когда великий
князь запаниковал, когда стреляли в отца, а потом устроил истерику.
Пришлось пообещать, что Михаилу окажут квалифицированную
медицинскую помощь. Её и оказал врач с британского корабля, который
на лечении подобных травм собаку съел. А дальше… а почему бы не
придержать Михаила, если он поправит своё здоровье как пугало для
сыночка? Мол, парень, делай, что ты нам должен делать, или папашка
вернется и тебя прибьет! Впрочем, этот проблемный актив (свергнутый
император) пусть лучше останется на совести бриттов, лимонники
умеют укорачивать жизнь своих врагов.
Сейчас Альфонсо наблюдал за
торжественной встречей императора Николая Второго на вокзале, и эта
церемония ему совершенно не нравилась. Кроме губернатора Москвы… из
значимых фигур никого более не было. И это настораживало. Чёрт
подери, может быть, надо было не только полк конногвардейцев в
сопровождение императору выделить, а настаивать на посылке в Москву
большего числа преданных Николаю войск, тем более что вся гвардия
ему присягнула еще в Санкт-Петербурге? Но нет… надо было удерживать
старую столицу в повиновении, народ был слишком возбуждён
случившимся. Слишком! Ну что же, надо включаться в игру, место в
кортеже императора мне определили. И ни в коем случае Николай
Михайлович не должен вступать в переговоры без моего участия,
надеюсь, он про это помнит. Впрочем, при нём будет ещё и Черевин.
Этот ему сумеет напомнить, если что.
Проезд по улицам Москвы наталкивал на
серьезные раздумья. Обывателей, обычно высыпающих на улицу дабы
поглазеть на проезд царствующей персоны, не наблюдалось, казалось,
что город вымер. Нет, из окон смотрели, очень осторожно, но никаких
воплей радости и почтения не было. Всё-таки Михаил дал слишком
много простому народу, который сейчас воспринимал события в
Северной Пальмире не как обычный переворот, смену государей, а
именно как народную трагедию. И это было не зело хорошо.