Шёл Еська куда дорога вела. Она направо, и он направо. Она налево, и Еська туда. Мосток так мосток, овраг так овраг.
Дошёл до корчмы.
Корчмарша на крыльце сидит, рукой голову подпирает.
– Здоро́во, хозяйка!
Та только головой кивнула.
– Чего грустна? Принимай гостя, враз развеселишься.
– Ну заходи, человек прохожий.
Встала, подолом перед носом Еськиным шварк. Пятки только белые мелькнули.
Зашли. Сел Еська за стол.
– Чем расплачиваться будешь, человек прохожий? Серебро есть, аль товар какой?
– Серебра у меня немерено, да как на грех, обронилось по пути. Вишь, сколько на дороге лежит?
– Да то ж пыль.
– Вот это моё серебро и есть, – Еська во весь рот щерится.
Она и руки в боки. Брови нахмурила:
– Так чего ты хочешь?
– А чего все другие прохожие хотели?
– У других прохожих грош за душой водился.
Слово за слово, она его взашей гонит. А тут на порог новый гость вступил. Ростом под притолоку, плечи дверь загораживают, ус кверху торчит, за ресницы цепляется. Горсть монет на стол высыпал, да как крикнет:
– Эй, хозяйка! Вина тащи. Да не бутыль, а бочонок. Мяса давай. Да не ногу, а барана цельного. Хлеба ковригу на полпуда неси.
Уж такому-то гостю хозяйке улыбнуться б. Да не тут-то было:
– Садись, – говорит, а сама обратно хмурится. – Щас принесу.
Ну и Еська промеж дела в уголке пристроился. Может, думает, от этакого едока что и мне достанется.
Куды там! Ни косточки, ни крошки не оставил. Всё дочиста слизнул, будто и не было ничего на столе. Но и тут баба не удивилась, не спросила, откель он такой явился. Нет, Еська смекает, неспроста это.