Налюбовавшись на руины Женя поспешила их покинуть. Вообще, самые
любопытные руины- это пустоши Нью-Йорка и Ленинграда. В первом не
выжил никто, и сейчас там серая пустыня с полузанесëннысми
зданиями, которые словно скелеты торчат из земли, а вот на тот
момент петербуржцы выжили. Под самим городом, из-за болотистой
местности, убежища не строили, но в самом городе прочно держались
выживальщики. Они даже ядерный удар по центру города пережили и
шутили потом, что после блокады Гитлера в годы Великой
Отечественной это так, детские шалости. Ленинградская община как
могла держалась за свою культуру и даже в самые трудные годы
выделяла ресурсы с временем и как могли восстанавливали библиотеки,
памятники, здания. Сейчас община превращена в музей, а переехавшие
жители возвели рядом новый город и назвали его Еленоград. В честь
жены лидера первых выживальщиков, активно участвовавшей в жизне
общины.
Выбравшись за пределы старого города Женя попала в новый. Тут
уже было поинтереснее. В основном, дома были двух и трëхэтажные.
Строители старались создавать исконно африканскую архитектуру, но
без дерева это сделать было сложно, а с современными строительными
материалами получалось у них своеобразно. Особенно, забавно
получалось, когда по какой–то причине облицовка здания облезала и
обнажала полимерный пластик, супер бетон и железную арматуру.
Логично строить из современный материалов, так как леса всё ешё
восстанавливались и древесина была ну, очень ценной. Но всё равно
чувствуешь, будто тебя обманули. Женя откровенно не понимала
желание строителей повторить стиль зданий, построенных из «дерьма и
палок», но по какой–то причине Африканци не переваривали высоток и
предпочитали расширять город вширь, а не ввысь. На фоне мега
городов Азии и Европы выглядело, конечно, своеобразно.
– Может у них тут акрофобия развилась? – хмыкнула Женя, наблюдая
за пешеходами, спешащими туда-сюда.
Население тут было смешанное: негры, азиаты, европейцы. Все были
очень заняты и постоянно куда-то направлялись. В основном, она
наблюдала будущих переселенцев. Людей, отобранных комиссией по
освоению Марса и изъявивших соответствующее желание. Кого попало на
Марс не пускали, это были сливки общества: самые умные и здоровые,
обладающие необходимыми профессиями и навыками. Лучшие из лучших,
так сказать. А ещё, на первом внеземном форпосте человечества не
так много ресурсов, и в отличие от богатой Земли, они не могут
позволить себе маргиналов, тунеядцев и разного рода иждивенцев.
Да–да, на прародине были и такие, свободу образа жизни и
самоопределения никто не отменял. По разным причинам или просто из
лени, эти люди довольствовались минимальным уровнем отпущенных им
благ и удовольствий. И с ними не делали ничего, даже не
ограничивали в размножении. Только подвергали ненавязчивой
пропаганде работы на благо общества. Процент этих слоёв населения
всегда был относительно мал и переменчив. Сегодня ты паразит на
теле общества, а завтра захочешь что-нибудь изменить и выбьешься в
полезные граждане. Определённую пользу они приносили, всем
показывая, что «так жить нельзя». Иногда, даже, из их среды
выходили очень целеустремлённые граждане, не желающие прозябать в
застое своего окружения. Но это, скорее, исключение, подтверждающее
правило.