Несмело попыталась поднять глаза вверх. Прочертив взглядом полосу по его обнаженной груди, я невольно зависла где-то в районе перехода к шее, на четко прорисованных под гладкой кожей ключицах. Потому что вниз было точно нельзя смотреть - даже мельком я успела разглядеть ярко выраженный пресс, темную поросль волос тонкой полоской уходящую под брючный ремень. А вверх смотреть было тоже нельзя - страшно, что Плетнёв увидит в моих глазах восхищение им, как мужчиной, желание коснуться, хотя бы разочек потрогать великолепное мужское тело.
Бежать к себе! Чего он молчит и смотрит? Словно почуяв мои мысли, две руки впечатались в стену по обе стороны от моей головы, лишая всякой возможности смыться.
Я кашлянула, собираясь всё-таки начать разговор - теперь уже хоть какой-нибудь, лишь бы не стоять вот так, не зная, чего от него ждать дальше! И в тот момент, когда в голове пыталась сформироваться мысль о том, что же нужно сказать сейчас, моя рука по собственной воле, совершенно без приказа мозга, вдруг поднялась и раскрытой ладонью легла ровно на все его кубики. Я в диком ужасе смотрела на этот произвол! Нет, ну если собственные части тела предают, что тогда говорить об окружающих людях! Горячая шелковистая кожа обожгла руку - власть над нею тут же вернулась ко мне, и я попыталась отстраниться. Но он, издав какой-то сдавленный полустон-полувсхлип, вдруг схватил мою ладонь и вернул обратно!
И убрать ее я не посмела. Потому что, все-таки подняв глаза, встретилась с его черным в сумраке комнаты взглядом. И было в нем что-то такое... Нужда, желание, притяжение, огонь... Что-то зовущее, жаждущее, тянущееся ко мне, требующее ответа... И вместо того, чтобы выскользнуть из кольца даже не прикасающихся ко мне рук, и бежать к себе, я подушечками пальцев потрогала его сжимающийся от прикосновений живот, прошлась вверх по мускулистой груди, едва дыша коснулась шеи... И вновь посмотрела в его лицо. Его рот был приоткрыт, и казалось, что Денис затаил дыхание и ждет чего-то важного, чего-то... от меня! На лоб упала прядка всегда аккуратно зачесанных волос. И когда я дрожащими пальцами поправила ее, попыталась вернуть на место, он почему-то еле слышно застонал и, прежде чем, наконец-то, склониться к моим губам, прошептал: