– Я ничего от тебя не утаивал, Край. У нас был уговор…
– Ну, своим нехорошим поведением ты этот уговор нарушил! Ладно.
Я слишком добр с тобой, знаю. Но я готов предложить компромисс. Не
хочешь добывать для меня – не надо. Я скрепя сердце тебя отпущу. Но
ты должен отработать. Во-первых, жизни твоих друзей...
Справа от Дэмьена завозились, и в поле его зрения четверо громил
втолкнули Сандро вместе с доктором. Первый, хоть и был бледен,
уверенно стоял на ногах, что не могло не порадовать Шера, второй же
был сосредоточен, но не слишком испуган. Значит, особого вреда им
пока не причинили.
– Как ты думаешь, – Край снова привлек его внимание, – по
пятьдесят норм за каждого это не много? Думаю, нет. А еще мне за
физический и моральный ущерб. Скажем, пятьдесят за физический и сто
за моральный. Еще за убитых тобою моих людей, тоже по пятьдесят.
Итого…
Закончить подсчеты Краю не позволил громкий, отрывистый стук в
дверь, от которого несчастное дерево даже застонало.
– Полиция! Откройте немедленно! – донесся приглушенный рык, и
дверь испуганно прогнулась под натиском явно неслабых плеч.
Бойцы Края, как по команде, повернулись к двери, ощетинившись
арбалетами и молодецки выхваченными клинками. Сандро неожиданно
оказался рядом с Дэмом и, присев на корточки, тихо зашептал:
– Окно. Ты сможешь пролезть, пока они заняты друг другом, а
мы...
– Чей это голос я слышу? – неожиданно воскликнул Край. – Уж не
ты ли это, мой добрый друг и бывший однополчанин капитан
Пшесинский?
– Край?
Натиск на дверь прекратился, послышались приглушенные голоса,
разобрать которые не представлялось возможным.
– Открой, Край, – вновь заговорил капитан. – И скажи своим,
чтобы опустили оружие. Решим все миром. Даю тебе слово.
Край сделал знак телохранителям, и те послушно опустили, но не
сложили оружие. Похоже, имя капитана Пшесинского было им хорошо
знакомо. Не то чтобы их позы полностью покинуло напряжение, но
бандиты явно расслабились. Один из них подошел к двери и открыл
тяжелый засов. В комнате сразу сделалось очень тесно. Полицейские в
зеленых с красным мундирах выстроились вдоль стены по обе стороны
двери, пропуская вперед невысокую и какую-то несуразную фигуру
своего начальника. Никто, впервые увидевший пожилого капитана Яцека
Пшесинского, не заподозрил бы в нем грозу восточных варваров,
никто, впервые услышавший, не усомнился бы в этом. Голос
полицейского был настолько мощен и низок, что посуда на столе
отозвалась жалобным звоном.