Насчёт того, кто приложил руку к нашему расставанию, у меня даже есть некоторые подозрения.
Мама всегда ненавидела его, с первого взгляда твердила мне, что Орлов - худший парень в мире. Я никогда не понимала почему. Что её раздражало в нём до такой степени?
И она могла нас разлучить. Зная свою маму, я не сомневалась, что она на такое способна.
***
Вспоминаю случай. Мама застукала нас целующимися и устроила ужасный скандал.
В тот день она вышла в подъезд, услышав поскуливание Рэма, моего колли. Мы с Сашкой целовались у лифта, красные и взъерошенные. Руки Орлова хозяйничали под моей толстовкой. При виде нас мама впала в истерику.
- Чтоб ноги его не было в нашем подъезде, вообще рядом с тобой! - кричала она со слезами в голосе, не стесняясь выглядывающих из квартир соседей, - а если он не отстанет, я ему такое устрою, на всю жизнь запомнит. Я тебя в тюрьму посажу, Орлов, если ещё раз дотронешься до моей дочери, она несовершеннолетняя!
К тому времени мы с Сашкой уже почти год совмещали наши свидания с вечерним выгуливанием собаки.
Я жила на окраине города, в десяти минутах ходьбы от дома начиналась лесополоса. В тёплое время года мы уходили туда и гуляли несколько счастливых часов. Бродили по тропинкам, держась за руки, болтали ни о чём, влюблённо рассматривали друг друга, наслаждаясь возможностью просто быть рядом.
Рэм, наверное, немного ревновал меня к Сашке. Иногда подбирал длинную толстую ветку, разбегался и встревал между нами, разделяя ударом. Это было скорее смешно, чем обидно. Мы вскрикивали, а потом ржали, как ненормальные, притягиваясь ладонями обратно.
У Сашки никогда не было собаки из-за аллергии на животных у его мамы. И он с удовольствием играл с Рэмом, учил с ним команды. Нам никогда не было скучно втроём.
Мы гуляли, не оглядываясь на время, забыв обо всём. Главное - оставаться рядом. Когда уставали ноги, находили большой поваленное дерево и устраивались на нём.
Рэм ложился на землю рядом, увлечённо копал перед собой, потом укладывал длинный нос в свежую яму и громко выдыхал, фыркал, издавая странные звуки.
Мы не мешали ему, не запрещали так делать, хотя и не понимали, в чём тут кайф.
И он не лез к нам, увлечённым до дрожи, мурашек по всему телу и опухших губ.
Мы тогда только начали изучать друг друга, и не переступали грань. Но каждое касание, поглаживание и поцелуй вызывали в нас обоих море возбуждения, когда всё вокруг заполнялось стуком сердца, горячим дыханием и неожиданно рождающимися в горле стонами от новизны ощущений. Наши ласки были невинны и развратны одновременно.