– Нет причин, – возразила классная руководительница. – Мальчик ухожен, воспитан, хорошо учится, мать с отцом не пьют, работают. У Леонида есть еще две младшие сестры, обе у нас учатся, никаких претензий к девочкам нет, одна – отличница, другая крепкая хорошистка. Здоровая советская семья.
– Они губят талант ребенка! – взвился Гуденко.
Ирина Афанасьевна развела руками.
– Занятия в музыкальной школе не входят в обязательное образование. Они на усмотрение родителей.
Николай Максимович понял, что ни от школьной администрации, ни от родителей Маркелова понимания ему не дождаться, и решил сам обучать перспективного мальчика.
Музыкальные занятия очень понравились Лене, но дома он о них не распространялся, зная, что родители не придут в восторг от инициативы Николая Максимовича. Если мать интересовалась, где сегодня сын задержался после уроков, Леня отвечал:
– А у нас драмкружок.
Против участия в школьных спектаклях старшие Маркеловы никогда не возражали. Все дети заняты после учебы какой-нибудь ерундой, хорошо, что Ленька при деле, не болтается по улицам.
Николай Максимович спустя некоторое время сообразил, какую совершил ошибку, расписывая в ярких красках будущее пианиста Леонида Маркелова. Следовало сказать его родичам-железнодорожникам: «Отведите мальчонку в музыкальную школу, пусть там в хоре поет, а не сидит в подъезде с жиганами[3].
Вот тогда бы мамаша схватила в охапку сынишку и помчалась с ним туда, где готовят Моцартов, не стоило пугать простых людей словами «гениальный исполнитель».
Когда Лене исполнилось четырнадцать, стало ясно, что его талант виртуоза не так силен, как полагал Гуденко. К тому же подросток ленился, экзерсисы играл с прохладцей. Но вот интересный момент: за фортепьяно Леня садился с охотой, извлекал из него какие-то странные мелодии, а на недоуменный вопрос бывшего певца: «Что за какофония?» – с обидой отвечал:
– Я придумываю оперу.
Сначала Николай Максимович реагировал на эти заявления со смешком:
– Отлично, хочу послушать, когда закончишь.
Потом стал сердиться:
– Леонид, не о том думаешь, развивай пальцы, упражняйся, сочинительством тебе рано заниматься.
Но подросток закусил удила. Вместо того чтобы разучивать очередную пьесу, он извлекал из инструмента неблагозвучные, на вкус Гуденко, аккорды. В результате отношения у педагога с подопечным разладились окончательно, и Николай Максимович заявил: