– О жена моя, о мой Иоганн!
Многие из знакомых Вахта полагали, что не следует оставлять его в одиночестве, что он только пуще растравляет свою печаль и может помутиться разумом.
Но Энгельбрехт отвечал им:
– Оставьте его в покое, вы не знаете моего Иоганна. Воля небесная, в неисповедимых путях своих пославшая ему такое жестокое испытание, подаст ему и силу перенести его; а всякое земное утешение может только оскорбить его. Я знаю, какими способами он превозможет свое горе.
Последние слова Энгельбрехт произнес почти с лукавым видом, но не хотел далее разъяснить, что он под этим разумеет. Знакомые принуждены были удовлетвориться этим и оставили несчастного Вахта в покое.
Прошло восемь дней. На девятый – было около пяти часов ясного летнего утра – мастер Вахт как ни в чем не бывало неожиданно вошел в мастерскую, где работа шла уже полным ходом. Топоры и пилы разом остановились, и рабочие печальным тоном воскликнули:
– Мастер Вахт! Наш добрый мастер Вахт!
С ясным лицом, на котором следы пережитой кручины оставили лишь трогательное выражение доброты, вошел он в толпу своих верных работников и поведал им, как благое провидение ниспослало ему благодать и утешение и как он, с окрепшим телом и бодрым духом, будет отныне выполнять свое призвание. Потом он прошел прямо в запасный сарай, возведенный среди двора, где хранились инструменты и приспособления его ремесла, материалы для чертежей и прочие подобные предметы.
Энгельбрехт, подмастерья, ученики потянулись вслед за ним вереницей. Когда же он вошел, то остановился как вкопанный.
На пожарище сгоревшего дома был отыскан топор бедного Иоганна, отмеченный очень определенными знаками и с полуобгоревшей рукояткой. Товарищи покойного прикрепили этот топор к стене против входной двери на значительной высоте, а вокруг него намалевали, как умели, венок из роз и кипарисовых веток. Под венком было выведено имя покойного, год его рождения, равно как злополучное число и час трагической смерти любимого товарища.
– Бедный мой Ганс, – воскликнул мастер Вахт, увидев этот трогательный памятник верных друзей, и из глаз его брызнули слезы, – бедный Ганс, в последний раз поднимал ты этот топор ради помощи ближним, а теперь ты покоишься в могиле и никогда больше не будешь рядом со мною бодро трудиться на общую пользу!