Тайные письма великих людей - страница 12
Воскресенье, 31 марта.
Дорогая. Письмо Ваше огорчило меня. Если бы я только могъ понять глубокое невѣріе Вашей души въ себя, души, въ которую должны бы вѣрить тысячи, чтобы стать счастливыми! На свѣтѣ ничего не надо понимать, чѣмъ дольше я смотрю, тѣмъ яснѣе вижу это. – Ваша мечта, дорогая! Ваши слезы! – Это такъ! Дѣйствительность я переношу большею частью хорошо; грезы могутъ меня растрогать когда угодно. Я вновь увидѣлъ мою первую любовь. Что дѣлаетъ со мною судьба! Сколько вещей помѣшала она мнѣ увидѣть во время этого путешествія съ полною ясностью! Это путешествіе словно должно было подвести итоги моей прошлой жизни! А теперь все начинается сызнова! Вѣдь всѣ вы – мои! Скоро пріѣду. Еще не могу разстаться со Шретеръ. Прощайте! Прощайте! Въ послѣдній день марта 76 года. Лейпцигъ.
Г.
(Пятница, 25 мая).
Итакъ, отношеніе, самое чистое, самое прекрасное, самое правдивое, которое я когда-либо имѣлъ къ женщинѣ, за исключеніемъ сестры, – нарушено. Я былъ подготовленъ къ этому, я только безконечно страдалъ за прошлое и за будущее, и за бѣдное дитя, которое ушло, которое я обрекъ въ ту минуту на такое страданіе. Я не хочу видѣть Васъ, Ваше настоящее опечалило бы меня. Если я не могу жить съ Вами, то Ваша любовь нужна мнѣ такъ же мало, какъ любовь всѣхъ отсутствующихъ, которою я такъ богатъ. Настоящее въ минуту нужды все рѣшаетъ, все облегчаетъ, все укрѣпляетъ. Отсутствующій приходитъ съ пожарнымъ насосомъ, когда огонь уже потушенъ – и все это ради свѣта! Свѣтъ, который не можетъ быть ничѣмъ для меня, не хочетъ, чтобы и Ты была чѣмъ-нибудь для меня, – не вѣдаютъ, что творятъ. Рука заточеннаго въ одиночномъ заключеніи и не слышащаго голоса любви, бываетъ тяжка для того мѣста, куда она опускается. Прощай, дорогая.
24 мая 76.
Вечеромъ 16-го.
Еще слово. Вчера, когда мы ночью возвращались отъ Апольда, я ѣхалъ одинъ впереди, подлѣ гусаровъ, которые разсказывали другъ другу свои продѣлки; я то слушалъ, то не слушалъ, и, погруженный въ мысли, ѣхалъ дальше. Вдругъ я подумалъ о томъ, какъ я люблю эту мѣстность, этотъ край! этотъ Эттерсбергъ! эти невысокіе холмы! И душу мнѣ пронизало насквозь – вдругъ и тебѣ когда-нибудь придется все это покинуть! Край, гдѣ ты нашла такъ много, нашла все счастье, о которомъ можетъ мечтать смертный, гдѣ ты переходишь отъ удовольствія къ неудовольствію, въ вѣчно звенящей жизни, – если и тебѣ придется покинуть его, съ посохомъ въ рукахъ, какъ покинула ты свою родину. Слезы выступили у меня на глазахъ, и я почувствовалъ себя достаточно сильнымъ, чтобы перенести и это. – Сильнымъ! – значитъ, безчувственнымъ.