– Вотчину свою вернет, токмо пусть
вначале признает, меня как государя своего, удельного князя. И полк
в Дмитров ведет, тут войска собирать будем, и самозванца отсюда
гнать начнем…
Договорить не успел, как дверь
открылась, и дежурный дворянин громко произнес, голос чуть
дрожал:
- Государь, отряд в полтысячи конных,
к граду приближается, в двадцати верстах уже!
Захотелось выругаться – время
действительно не хватало. Дня бы через три можно его встретить, но
не сейчас – под рукою полторы сотни поместной конницы и две сотни
стрельцов. Стены Дмитрова бревенчатые, долго не выстоят. Придется в
поле врага встречать, да ополчение созывать…
- Пушек почитай и нет, и те плохие –
со стен палить из них готовы, в поле принести ощутимую пользу не
смогут. Стрельцов самая малость – две сотни всего, пищали есть, а
бердышей едва половина, с сошек стреляют, как мушкетеры иноземные.
Поместная конница не организована толком – по отдельности всадники
хороши, и с луков стреляют метко, и сотнями действовать могут, но
вот полками вряд ли. Да и кони низкорослые, выносливые, но тела им
не хватает, хотя есть и крупные статью лошадки. Пороха мало, как и
свинца, денег в казне еще меньше. Так что войска как такового у
меня нет, самозванец рать двинет, побьет нас, несомненно. Токмо
такое случиться может, если мы будем мух ртом ловить и ничего не
делать.
Усмехнувшись, Иван обвел взглядом
князей и бояр, самых влиятельных в его наспех сколачиваемой армии –
в светлице их до десятка собралось. И главными из них два брата
Ивана, Большой и Меньшой. Князья Одоевские – первые перебежчики из
Москвы в его лагерь, сложили присягу царю Василию Шуйскому. Это они
привели полтысячи поместной конницы, все что под их командованием
было, да несколько десятков дворян по дороге присоединилось со
своими холопами. С ними были и сыновья, уже взрослые, бородатые –
его племянники, как это ни странно, смотрели на него широко
открытыми глазами не как на дядю, а на правителя. А еще на лавках
сидели епископ и два архимандрита, слободские старосты и стрелецкий
голова – не заседание одной токмо Боярской Думы, а в усеченном виде
законодательное собрание «удела», говоря современным языком.
- Но что мною сказано, не означает,
что худо все. Нет, не плохо, но в наших силах сделать гораздо
лучше, чем есть. Со смутой в этом году заканчивать нужно –
раздавить ее, чтобы впредь никому из самозванцев, не пришло в
голову желания царским престолом овладеть помимо воли всей русской
земли. А то, что выходит – самозванец представился сыном седьмой,
незаконной жены царя Ивана Васильевича, и потребовал себе царского
венца. Так что ему вот так просто водружать на голову шапку
Мономаха?! А ведь получил ее, ибо многие бояре и князья о смуте
думали, свалить царя Бориса Годунова жаждали! Но того хоть Земской
Собор избрал, право у него такое есть! А царем Василия Шуйского
крикуны на Красной площади, по велению Боярской Думы сотворили!