Вот брёл я
задумчивый по улицам городка, и Миша спросил очень заинтригованным
тоном:
- Мне-то
можешь сказать, зачем тебе это всё?
- Что всё? –
не понял я вопроса.
- Ну, всё! –
нетерпеливо пояснил он. – Практика эта, танки, жара и пыль.
Доказываешь что-то? Но кому? Ты ведь даже мне запретил о себе
рассказывать!
- Зачем
доказывать, - тряхнул я головой, отгоняя мысли. – Просто это моя
дружина. Я ведь боярин.
- Просто для
тебя это твоя дружина? – недоверчиво переспросил Миша.
- Ну да, -
сказал я удивлённо. – А что такого?
- Ничего, -
проговорил он весело.
Вдруг
обхватил меня за плечи правой рукой и повторил, смеясь:
- Ничего!
Ха-ха-ха!
Добирались мы до Москвы в
пригородных поездах. Я бы сказал, на электричках, да не развита ещё
электрофикация транспорта. Сидели перегонами на жестких деревянных
скамейках, играли в дорожные шахматы – у Миши
нашлись.
Вернее, я его
в шахматы исподволь учил. Зато на перронах он мне показывал, как
торговаться и сколько на самом деле стоят семечки, варёные яйца,
картошка в мундире и варенец. А пирожки с мясом он брать не
советовал. Просто не рекомендовал без объяснений.
Вообще вёл
себя как старший брат, каковым, по сути, и являлся. Первый замечал
военные патрули и говорил готовить документы, караулил, когда я
спал. Сам он во сне, вроде, не нуждался.
Зато втрое
сэкономили и доехали от Семёновска до Столицы за какие-то
двенадцать часов с четырьмя пересадками – рано утром отправились и
к середине восьмого были в Москве. Если бы я сразу не предпочёл
прямой поезд, только вышел бы пораньше, таким путём приехал бы в
городок дружины около шести утра, а не в два.
Вот довёз он
меня до вокзала, проверил внешний вид, спросил о самочувствии и
отбыл домой. Обитал Миша с семьёй в пригороде, так ради меня
проехал три лишние остановки. А я пошёл на метро.
Часик пути, и
снова удивленные и радостные лица Авдея с Мухаммедом и Кати с
Миланьей. С дороги душ и сразу ужинать. За едой Катя доложила о
делах. Так с её слов, Мирзоева нужно увольнять – он просто не может
понять, что такое продать доходный дом. Возит два раза в месяц
документы ей на подпись – плачет, просит ещё подумать, и у самого
просто рука не поднимается.
Я ей попенял,
что такими кадрами разбрасываться нельзя. Человек же за дело
переживает!
- За своё
будущее он переживает, - мрачно поправила меня Катерина.