— Тох, да ну её! Завтра в универе приструним, — хотели его остановить, но он был, словно одержим, никогда прежде не встречалась с такими людьми. Девушка молится, чтобы они ушли, а я уже жалею, что впустила её в дом, ещё неизвестно, что она натворила. Благо эти монстры покинули улицу. Не выдерживаю и набрасываюсь на неё с оскорблениями.
— Ты соображаешь, что делаешь? У меня чуть сердце не остановилось, разбирайся со своими парнями сама, а если бы они проникли в мой дом? Я, между прочим, не одна живу, мне ещё дороги мои дедушка с бабушкой.
— Прости, знаю, что свалилась, как снег на голову, но я хочу хотя бы сегодня спокойно поспать, ведь такой кошмар каждую ночь…
— О чём ты? Разве ты не насолила этим парням? — немного я успокоилась, теперь не мешало бы объясниться.
— Ага, насолила… Я — изгой или как они называют зверушка.
— Господи, о чём ты говоришь? Вот вода успокойся. Кстати, я-Ада! — стараюсь быть милой, ей как никогда нужна поддержка.
— Маша. Странно, а разве ты не слышала про самого главного монстра нашего города?
— Нет, что за бред? Мы же не в средневековье живём. Рабство давно отменили.
— Он сущее чудовище…
— Кто?
— Антон Царёв… А те пять клоунов его свита, так сказать шестёрки, которые по пятам за ним готовы ходить! — жалуется, а у самой голос так дрожит, что мне передаётся её волнение.
— И ты его боишься? Вот глупая, да ничего он тебе не сделает, придумали сказку…
— Стой, ты его не знаешь. Он псих, и методы у него довольно странные. Раз я-изгой, он подговорил против меня весь институт. Каждый день новая гадость, а ночью кошмарные прогулки по городу! — она говорила так быстро, словно хотела выговориться, как никогда. А я пребывала в шоке.
— Почему он себя так ведёт? Всегда есть какая-то причина.
— Он хочет, чтобы я стала зверушкой! — Её губы задрожали, мне слишком сильно не понравилась её реакция.
— И что это значит?
— Не могу произнести… — Маша покидает своё место и снова смотрит в окно, будто боится, что те звери снова вернутся за ней.
— Расскажи мне, всё-таки я стала твоим спасителем.
— На меня наденут ошейник с инициалами этого поганого Царёва, а потом он будет трахать меня вместе со своим дружками, — заплакала она. Клянусь, я лишилась дара речи.
— Нет, у него совсем крыша поехала? Да ты себя слышала, это же насилие.
— Не совсем, я это сделаю по доброй воле, — она боялась посмотреть в мою сторону, наш разговор становился слишком мрачным.